значительной степени древний рельеф и исключает тем самым возможность восстановления его морфологических особенностей, характерных для раннечетвертичного времени». Молодые лавы растекались, в частности, по древним долинам, заполняя их. У горы Богутлу, с нижних склонов которой, как и с вершины соседнего холма Сатани-дар, происходят нижнепалеолитические находки, сейчас нет остатков древних водных потоков, но, продолжает М. З. Паничкина, «следы их, возможно, уничтожены вулканическими и эрозионными процессами позднечетвертичного времени»[374]. Между прочим, всего в 4–5 км от нижнепалеолитического местонахождения сохранилось сухое русло исчезнувшей реки — Мастара, которое, может быть, само представляет позднее остаточное русло ещё более древней реки, протекавшей у подножья Богутлу, на берегах которой некогда и отложились нижнепалеолитические орудия. Может быть, здесь была не река, а горное озеро. Наконец, ещё один нижнепалеолитический памятник СССР, а именно нижний слой грота Киик-Коба в Крыму, судя по всему, не связан ни с каким крупным водоёмом. Но он как раз может быть сопоставлен с памятниками клектонского типа или относится к концу ашёля — началу мустье, когда связь с водоёмами вообще уже не характерна.
Если мы сравним карту нижнепалеолитических местонахождений с картой мустьерских местонахождений, особенно первой половины мустье, мы увидим, что последние в значительной степени, хотя и не полностью, теряют связь с большими водными артериями, сдвигаются к водоразделам, в том числе и в горы. Для позднего мустье и особенно для верхнего палеолита снова вырисовывается связь многих стоянок с руслами и бассейнами больших рек, но всё же далеко не в той почти всеохватывающей степени, как в нижнем палеолите.
Итак, археоантропы были почему-то в высокой степени водолюбивы и тесно привязаны к совершенно специфическому биотопу — к берегам водоёмов, преимущественно к берегам больших нижнеплейстоценовых рек, нередко к их устьям и дельтам.
Чем это объясняется? Прежде всего, надо отбросить мысль, будто потребностью в речном галечнике для изготовления орудий. Такая мысль высказывалась[375], но она опровергается тем фактом, что в ряде случаев орудия, находимые в речных отложениях, изготовлены из такого сырья, которого в этих отложениях вовсе даже и нет. В качестве примера приведу опять нижнепалеолитические местонахождения Юго-Осетии. Найденные здесь рубила и другие изделия изготовлены из андезита, вулканической породы, причём данный тип андезита никогда не встречается в галечнике и речной щебёнке, но хорошо известен в горах в 20 и более км от мест находок орудий; желвачная корка, сохранившаяся на части орудий, не валунная, а характерна для выходов коренной породы. Данный тип андезита настолько чужд петрографическому комплексу речных отложений, что, по словам В. П. Любина, заметив в разведываемом районе древних террас такой камень на земле, «смело поднимай его как нижнепалеолитическую находку». Совершенно очевидно, что в этом случае, как и в некоторых других, материал или заготовки для орудий доставлялись на берег реки, причём доставлялись даже издалека и с большими усилиями. Значит, дело не в том, что орудия тут изготовлялись, а в том, что они тут употреблялись.
Другое объяснение, которое предлагалось, состоит в том, что берега рек — это места максимального богатства и скопления фауны. Здесь «древнейшие гоминиды» якобы успешнее всего могли охотиться. Можно было бы много соображений противопоставить такому представлению о пойме нижнечетвертичных рек и её обитателях. Но пока достаточно указать на одно наблюдение, которое требует поиска совершенно других путей мысли. А именно, нижнепалеолитические местонахождения приурочены к трём довольно специфическим орографическим ситуациям: во-первых, к излучинам или крутым изгибам горизонтального профиля русла, во-вторых, к главному изгибу вертикального профиля горных рек, т. е. стыку их падения со склонов и равнинного течения, в-третьих, к их устьям — при впадении в море, иногда в другую реку, в озеро.
Примеры первого рода особенно многочисленны. Скажем, во Франции классические места нижнепалеолитических находок в окрестностях Амьена находятся у самого крутого поворота во всём течении Соммы, с запада на север, в форме угла. Известные места находок на Марне, в том числе Шелль, приурочены к самому извилистому отрезку её течения. Изучение карт нижнепалеолитических находок даёт наглядное представление о множественности, постоянстве таких ситуаций. Между прочим, пещера Чжоу- Коу-дянь также находилась у изгиба древнего русла реки. Из местонахождений в СССР характерными примерами являются Круглик — на самом главном изгибе Днепра, Хрящевский — на изгибе Сев. Донца, недалеко от впадения в Дон, Лука-Врублевецкая — на крутом изгибе («луке») Днестра, прямо против впадения речки Сурши[376] и др. Для второго случая, т. е. рек в предгорьях, характерны описанные местонахождения в Юго-Осетии[377] . Для третьего, т. е. устий рек при впадении в море, — местонахождения в Абхазии, при впадении древней р. Гумисты и др. в Чёрное море[378], так же как и расположение известного грота Обсерватории во Франции на берегу Средиземного моря недалеко от впадения р. Руайа. Список можно продолжать. Подавляющую часть нижнепалеолитических находок, если геологические их условия описаны детально, удаётся отнести к одному из этих трёх случаев.
Следует поставить вопрос, есть ли что-либо общее между этими тремя, казалось бы, столь различными географическими ситуациями? Оказывается, есть. Во всех трёх случаях налицо отмели в русле или у одного из берегов реки, и только в этих трёх случаях отмели и наблюдаются, как учит наука о реках — гидрология суши. Течение реки неминуемо образует излучины, причём происходит процесс размывов на одном берегу и отложений продуктов размыва на другом берегу, ниже по течению. Эти отложения, тянущиеся от выпуклого берега, называются косами. Соединение поперечных кос от двух излучин может образовать перекат, т. е. широкую мель, пересекающую русло по косой линии. Если обычные излучины, косы и перекаты понемногу перемещаются вниз по течению, то там, где коренной рельеф местности круто поворачивает русло, отмели и косы у выпуклого берега носят гораздо более постоянный характер. Далее, для течения горных рек характерны резкие изменения глубин и скорости течения, особенно при переходе от гор в предгорье и равнину, что сопровождается интенсивным отложением наносов. Мелкие места часто усеяны камнями. Наконец, в устьевой части река имеет наименьшие уклоны, течение её подпирается волновыми и ветровыми влияниями со стороны моря, происходит усиленное отложение наносов. Здесь образуются мелководные дельты или широкие мелкие устья. Точно так же впадение в реку значительного притока или эрозия больших оврагов способствует отложению наносов и образованию перекатов — мелких, но с убыстрённым течением[379].
Итак, оказывается, троглодитиды нижнепалеолитического времени жили и кормились преимущественно у этих самых обмелений различного происхождения. А это может означать только одно: они действительно искали места, где скоплялась наиболее обильная фауна, — но только это была фауна не живая, а мёртвая.
Чтобы представить себе как эти устья, отмели, косы и перекаты играли роль аккумуляторов трупов и останков крупных четвертичных животных, вспомним о «великих кладбищах», например, на Волге. Интерес к огромным размываемым водой скоплениями костей четвертичных животных на Средней Волге возник уже давно. Сначала Ососков, затем Яковлев, Павлова, Громова, Мензбир, Беляева, Прокошев, Николаев, Бадер, наконец, в 1953 г, Паничкина и Верещагин описали эти скопления. Особенно велики «кладбища», образовавшиеся в четвертичное, а именно, по-видимому, миндель-рисское время на косах и перекатах там, где сейчас полуостров Тунгуз, острова Хорошенский, Бектяжский и Вороний, близ нынешних населённых пунктов Чёрный Яр, Мысы, Ундоры, Красновидово, Красная Глинка и др. В общем, дело идёт о самом извилистом участке течения Волги (между Казанью и Куйбышевом), а указанные пункты неизменно приурочены к отдельным изгибам русла; предполагается, что здесь находились древние устья Волги. В некоторых из этих пунктов скопления костей исчисляются многими тоннами, хотя их уже с давних времён целыми баржами вывозили отсюда на заводы для выжигания извести. Н. К. Верещагин пишет: «Если учесть, что на бечевник выбрасывается и остаётся незамытой только небольшая часть костей и что весь этот процесс повторяется в половодье ежегодно на протяжении веков, можно поразиться тому поистине колоссальному количеству трупов зверей, которые накапливались и захоронялись на протяжении тысячелетий в поймах рек. Число захороненных скелетов крупных животных в таких костеносных линзах достигало многих сотен тысяч для одного лишь такого отрезка долины Волги, как от Казани до Ульяновска»[380]. Очень важно подчеркнуть, что, как видно по костным
