Чем приукрасить эту пустоту?Вперяю я, как зеркало ночное,серебряные очи в темноту.Любимых книг целебны переплёты,здесь я хитрей, и я приникну к ним —чтоб их найти пустыми. В перелётывзвились с тобою души этих книг.Ну, что же, в милосердии обманномна память мне не оброни пера.Всё кончено! Но с пятнышком туманнымстоит бокал — ты из него пила.Всё кончено! Но в скважине замочнойсвеж след ключа. И много лет спустяя буду слушать голос твой замолкший,как раковину слушает дитя.Прощай же! И с злорадством затаеннымтвой бледный лоб я вижу за стеклом,и красит его красным и зеленымнавстречу пробегающим огнем.И в высь колен твое несется платье,и встречный ветер бьет, и в пустыряхтвоя фигура, как фигура Плача,сияет в ослепительных дверях.Проводники флажками осеняюттвой поезд, как иные поезда,и долог путь, и в вышине зияютглаза мои, как два пустых гнезда.
ДРЕВНИЙ ТАЛЛИН
О сказки, как они близки —толкутся, трогают за локоть,Я пиво пью — и вдоль щекилетит их старомодный локон.Глядят из золотой водыминувших рыцарей приметы —так, объявляя час беды,приходят игроку валеты.Так здравствуй, проигрыш! Меняне веселил последний талер.Я знал, зачем сошел с коняу врат твоих, о древний Таллин.Та женщина в свое жильеогня не вносит в полночь эту.Отведав темноты ее,глаза уж не внимают свету.Она — беде родная дочь,ее подарки — снег и голод.Колокола, что слышишь в дождь,и то теплей, чем этот голос.Бежал я от ее теней,от слёз, от лжи — в твой край далекий,как будто я бежал за ней —к теням, к слезам, ко лжи жестокой.Все колокольни, все столбы,строенья станции дорожнойо грудь мою разбили лбыв погоне этой безнадежной.В чем полномочие твое,о город с крышей островерхой?Помечен именем еетвой каждый храм и домик ветхий.Так приголубь, так заморочьменя сказаньями твоимии в стёкла вписанное имя