домовской обороны» разошлось по зданию и использовало возникшую передышку для накопления сил.
— Андрей, ты пока посиди на телефонах, а я посплю пару часов, — попросил Орлова Иваненко. — А то я уже третьи сутки на ногах. Если что — разбуди.
И он ушел в комнату отдыха, где пристроился на маленьком диванчике, стоящем рядом с журнальным столиком.
Андрей некоторое время сидел за широким письменным столом госсекретаря, рассматривая «свежеиспеченные» Указы Президента России, но через некоторое время почувствовал, что сам уже не контролирует себя: глаза у него слипались, голова налилась такой тяжестью, что, казалось, ее уже невозможно удержать на плечах. Навалившаяся усталость и напряжение последней ночи давали о себе знать. Незаметно для самого себя он погрузился в вязкий, тревожный сон.
Собственно говоря, это даже нельзя было назвать сном. Это было скорее забытье, сквозь которое нахлынули кошмарные видения последних суток: горящие троллейбусы в подземном туннеле, дикие вопли распаленной толпы, окровавленные трупы на мостовой, казаки, размахивающие шашками, брокеры, несущие российский флаг, бомжи, вырывающие друг у друга бутылку водки…Сквозь сон Орлов слышал, как какие-то люди входили и выходили из кабинета, с удивлением смотрел на Бурбулиса, показавшегося в дверях комнаты отдыха в одних трусах, а спустя некоторое время уже одетым в строгий костюм.
Сквозь забытье Андрей слышал, как началась трансляция заседания чрезвычайной сессии Верховного Совета России, проходившего тут же, в Белом доме. Откуда-то издалека до его сознания доносились голоса: назидательно-визгливый — Хасбулатова, уверенный и резкий — Ельцина, отрывистый и грубый — Бакатина. Но проснулся Андрей только тогда, когда в динамике послышалось настойчивое требование найти кого-то. Сначала Андрей даже не среагировал на него, но потом до его сознания дошло: кто-то требовал немедленно найти Иваненко.
— Где Иваненко? Почему его нет? — все громче звучал голос, в котором Орлов узнал характерный акцент Хасбулатова. — Где он? Найдите его немедленно!
Видно, кто-то из зала ответил Руслану Имрановичу, что Иваненко, свалившийся от усталости, спит в кабинете Бурбулиса. Это вызвало еще большую волну негодования Председателя Верховного Совета:
— Что-о? Спит?! Нашел время! Разбудить немедленно. Пусть идет сюда и объяснит! Спит! И так все проспали!
Андрей, не зная сути, но понимая, что обсуждение на сессии приобретает серьезный оборот для его шефа, бросился в комнату отдыха и стал теребить Иваненко, который, казалось, уснул мертвецким сном. С минуту он безуспешно тряс его за плечо, прежде чем дождался от него ответной реакции.
— Виктор Валентинович! Виктор Валентинович! Хасбулатов вас спрашивает…
— Да шел бы он!
— Ищут вас! Говорят, надо вам срочно на сессию! — не отступал Орлов.
— Ладно, Андрей, встаю. Иди.
Через несколько минут Иваненко появился в дверях комнаты отдыха, уже побритый и аккуратно причесанный, с посвежевшим лицом. И все же скрыть недовольную гримасу ему еще не удавалось.
Потом события стали развиваться так быстро, что угнаться за ними было просто невозможно. Около двух дня Ельцин сообщил о том, что члены ГКЧП «отправляются в сторону аэропорта Внуково», это было встречено на сессии бурной овацией. Кто-то считал, что гэкачеписты пытаются поспешно скрыться, может быть даже за границу, кто-то уверял, что они отправляются в Крым, чтобы еще раз уговорить Горбачева поддержать их. Сессия единогласно приняла решение о задержании и аресте в аэропорту членов ГКЧП как государственных преступников, но они успели вылететь в Крым. Вслед за ними около пяти часов вечера туда отправились по поручению Ельцина вице-президент Руцкой, председатель Совмина Силаев, Бакатин, Примаков. В те дни мало кто представлял, что на самом деле происходило в высших эшелонах власти. Но главное понимали уже все: переворот провалился, а его организаторов, скорее всего, ждет суровая расплата. А как распорядятся своей победой победители, стало ясно буквально в ближайшие дни.
Олег Кузин провел дома несколько дней, не показываясь на работе и даже не выходя на улицу. После мимолетного разговора с Орловым в коридоре здания КГБ он испытывал сложные чувства. С одной стороны, он злорадно думал о том, что теперь его бывшему начальнику, к которому он испытывал едва скрываемое чувство зависти, а поэтому и ненависти, может явно не поздоровиться. Было вполне очевидно, что с введением чрезвычайного положения всем российским структурам, которые посмеют противостоять ГКЧП, придется не сладко, а уж КГБ РСФСР и подавно. С другой стороны, Кузин отдавал себе отчет в том, что победа гэкачепистов будет означать для него самого крушение надежд на новую жизнь, которая открывала блестящие возможности для предприимчивых людей, к категории которых он не без основания себя относил.
Сидя дома, Олег пытался найти себе какое-нибудь занятие — то брался читать детектив, то включал свою стереосистему и слушал джазовую музыку, то листал западногерманские журналы «Штерн», пару десятков которых ему по случаю удалось раздобыть на работе. По телевизору сначала шла очень скупая информация, из которой Кузин даже не мог понять, на какую сторону перевешивается чаша весов в противостоянии российских властей и ГКЧП. Потом стало понятным, что у гэкачепистов что-то не ладиться, а когда после гибели трех молодых людей они стали выводить войска из Москвы, Олег понял: победил Ельцин!
Он стал обзванивать своих сослуживцев и друзей, но почти никого не смог застать дома — кто уже несколько дней не приходил домой со службы, находясь на казарменном положении, кто был в отпуске, кто, возможно, просто не брал трубку. Только Игорь, давний приятель Кузина, как ни в чем не бывало прокричал в трубку:
— Привет, Олег! Все болеешь?
— Да нет, я просто…
— Ладно, ладно! Это, может быть, к лучшему. Сейчас знаешь как…
— Что? — спросил Кузин, рассчитывая узнать хоть что-нибудь внятное.
— Кузя, это не телефонный разговор, понял?
— Ну а что мне…
— А чего тебе? Болеешь? Ну и сиди дома! Там будет видно, что делать. Ну пока! Бывай! — И, не дождавшись ответа, Игорь повесил трубку.
— Олежка, с кем ты говорил? — На него с тревогою смотрела жена. — Тебя вызывают на работу?
— Едрён батон! Сколько раз я тебе говорю: не суйся не в свое дело! — как всегда грубо ответил Кузин Надежде. Но увидев блеснувшие в глазах жены слезы, нехотя встал, подошел к ней, обнял за плечи.
— Извини, Надюха, нервы не к черту! Сорвалось.
— Ничего, я привыкла, — тихо ответила жена, легко отстраняя руку Олега и высвобождаясь из его объятий. — Пойду разогрею обед. Ты… не уходишь?
— Снова за свое? — опять повысил голос Олег, но, спохватившись, уже спокойнее продолжил: — Поем и пойду прошвырнусь.
В холле раздался звонок.
«Не дай бог, вызывают на работу!» — мелькнуло в голове у Кузина.
Жена, с тревогой посмотрев на мужа, направилась в холл.
— Куда? — буквально взвизгнул Кузин. — Остановись, дура! Это же не тебя!
Он подскочил к телефону, но не поднял трубку, а выжидающе остановился, с ненавистью глядя на аппарат. Некоторое время звонки продолжали звучать, но потом резко прекратились. В квартире повисла тягостная тишина.
«Кто бы это мог быть? — задавался вопросом Кузин. Осознавая опасность обстановки, Олег очень боялся, что его вызовут на работу и он окажется втянутым в какие-то дела, которые доставят ему массу неприятностей. — В это время лучше отлежаться на дне», — только успел подумать он, как снова зазвонил телефон.
«Посчитаю до десяти сигналов. Если будут звонить дольше — подниму трубку, если нет — то не
