Художник как одно из определений алхимика в нашем контексте неизбежен и, в силу особенности предмета, намекает на новаторство, которое связывает с этой деятельностью сознание Нового времени.
144
4,1 Это уже совсем другие люди: месмеристы, спириты и прочее.
145
Тэхнэ в контексте средневековья и есть нерасторжимый сплав артистизма и ремесла. Лишь «серийное» ремесло — без «бога». Алхимический ремесленный артистизм воспроизводит глубоко личное ремесло средневековья, но таким образом воспроизводит, что наглядно вскрывает его строение, включив еще и Слово в качестве материала. В собственно ремесле Слово — за текстом, и потому должно быть примыслено.
146
И все-таки сокровенное остается.
147
Каждую неудачу трансмутации алхимик старается объяснить каким-нибудь внешним неблагоприятствованием: бедствиями войны, плохой погодой, северным ветром, задувшим свечу, высвечивающую искомую истину.
148
И ему тоже. Но лишь в той мере, в какой он подлинно средневековый мастер.
149
4 Алхимические фантазии раздвигали горизонты видения, обосновывали бесконечные возможности познания. Легковерность — утрата критериев возможного, зато подготовка нравственной презумпции науки Нового времени — о всесилии новой науки. (Если, конечно, оторвать алхимически перекошенное изображение-карикатуру от пристойного лика природоведа канонического средневековья.) Алхимия — плодоноснейшее поле несбыточного и невообразимого. Парацельс: «То, что считают невозможным, непонятным, невероятным или вообще невообразимым, станет поражающе верным» (с. 12). «Восхождение к причинам» — алхимическим началам — псевдокаузально. Зато именно оно вело — и привело! — к элементу-частице. Натуралистическое правдоподобие неправдоподобного питало сенсуалистический ум человека Возрождения, но отбивало охоту наблюдать. Алхимик поверхностно, но наблюдает. Это сравнительное — не прямое! — наблюдение. Вот почему вещество описывается приблизительно, зато включается в алхимическую картину мира, что обещает раскрытие сущности этого вещества как части мироздания. Аналогизирование — это также и средство мнимого объяснения. В алхимии оно скорее эвристично, нежели мнимо объяснительно. Алхимик остро чувствует не только тождество в аналогии, но и различия, как бы предвосхищая ум грядущего Леонардо.
150
Что, впрочем, не мешало догматическому устроению герметических сообществ.
151
Атомизм как неучтожимость и неизменяемость простого тела, индивидуального тела. Но это сделало бы идею трансмутации принципиально невозможной. Тогда следовало бы отказаться от алхимических элементов-принципов как кирпичей мироздания и признать этими кирпичами реальные металлы, например; признать их простыми телами-элементами в современном смысле. К этому, впрочем, и шло, только очень медленно — тысячу лет шло. Тогда атомизм — в некотором роде логическое будущее алхимии.
152
А. М. Турков, комментируя «Царицу мух», свидетельствует следующую запись поэта, сохранившуюся в его бумагах: «Знаменитый Агриппа Ноттенгеймский царицей мух называет какую-то таинственную муху величиной с крупного шмеля, которая «любит садиться на водяное растение, называемое Fluteau plantagine, и с помощью, которой индусы якобы отыскивают клады на своей родине».
153
«В Штутгарте состоялся второй международный конгресс… алхимиков. 140 представителей «черной магии» из западноевропейских стран и США собрались на горе Киннесберг, чтобы, как заявил представитель конгресса, «рассеять вульгарное представление об алхимии и обосновать ее научный характер». Среди тем «научных» докладов участников конгресса — «влияние зеленой звезды», «крапива в поле напряженности между микро- и макрокосмосом» и другие столь же «актуальные» проблемы» (из газетных сообщений).
154
