Когда утром 27 октября делегаты, съехавшиеся на съезд со всей России, покидали Смольный, большинство из них, включая умеренных большевиков, полагали, что как только страсти улягутся, структура и состав Совнаркома будут пересмотрены в соответствии с той моделью, которая была заложена в дооктябрьской программе партии. То есть, это будет многопартийное, однородно-социалистическое, коалиционное правительство, состав которого будет отражать расстановку политических сил на съезде Советов к моменту его открытия. Только такого рода центральная власть под эгидой Советов, считали они, способна предотвратить экономическую катастрофу, поставить заслон контрреволюции и отвести угрозу общенациональной гражданской войны. Ленин и Троцкий, однако, думали иначе. Для них в тот момент важнее всего было сохранить свободу действий, с тем чтобы максимально увеличить гальванизирующий эффект социального потрясения в России на революционных рабочих в других странах.
Кроме того, покидавшие Смольный делегаты были уверены, что новое — временное — правительство, как было сказано в соответствующем декрете съезда, будет ответственно перед ВЦИКом, в котором уже были представлены левые эсеры, социал-демократы интернационалисты, украинские социалисты и эсеры-максималисты, а, теоретически, могли участвовать и все другие советские фракции, в том числе те, что покинули съезд и/или не были представлены на нем в достаточной степени. В любом случае, декрет о создании Совнаркома, казалось, однозначно предполагал, что это правительство должно вскоре уступить свои полномочия Учредительному собранию, которому теперь, когда с буржуазией было покончено, оставалось официально закрепить и использовать как фундамент для построения светлого будущего те первые шаги, которые, как полагали делегаты, они уже сделали. Существует свидетельство Троцкого, согласно которому Ленин в первые часы после закрытия съезда Советов склонялся к мысли о переносе выборов в Учредительное собрание и пересмотре его структуры в пользу крайних левых сил (19). Однако большинство в руководстве партии настаивало на необходимости придерживаться ранее принятых обязательств в отношении Учредительного собрания — одни, как Каменев, по причине несогласия с ленинскими взглядами и стратегией, другие, как Яков Свердлов, из опасения, что нарушение прежних обязательств и срыв выборов вызовут гневный протест масс. В результате изданный Лениным 27 октября декрет подтвердил, что выборы в Учредительное собрание состоятся, как и было намечено, 12–14 ноября, а само собрание откроется 28 ноября (20).
Протест против исключительно большевистского правительства и попытки избавиться от него были особенно сильны в первые дни после свержения Керенского. Как в Петрограде, так и в Москве произошли жестокие вооруженные столкновения между сторонниками смещенного Временного правительства и сторонниками Советской власти. Большинству интернационалистов, вне зависимости от партии, казалось, что если немедленно не заключить перемирие и не попытаться сформировать из всех социалистических сил некое правительство «единого фронта», революция из единого порыва выльется в кровавую внутреннюю усобицу. С одной стороны, кадеты, а также правые и центр партий меньшевиков и эсеров считали большевиков бессовестными узурпаторами. Большевистское правительство и сама идея диктатуры пролетариата и беднейшего крестьянства воспринимались ими как оскорбление. В разгар октябрьских событий эти оппозиционные фракции, поддержанные военными и казачеством, сплотились вокруг Петроградской городской думы, которая вместе с созданным ею и находящимся под влиянием умеренных социалистов общероссийским органом — Коми гетом спасения родины и революции — претендовала на роль главной действующей политической власти в России (21). С другой стороны, получив одобрение съезда Советов, Ленин и Троцкий (который теперь в большевистской иерархии шел сразу за Лениным) объявили свое правительство единственной законной политической властью в революционной России. Лица или учреждения, выступившие против него, считались контрреволюционными по определению и подлежали соответствующему обращению со стороны Военно-революционного комитета Петроградского Совета. Поддержку ВРК оказывали отряды вооруженной рабочей милиции («красная гвардия»), моряки Балтийского флота и, в меньшей степени, солдаты Петроградского гарнизона.
Поскольку большинство столичных газет выступило на стороне Комитета спасения против большевистского правительства, их оказалось легко обвинить в подстрекательстве к его свержению. Этим не замедлил воспользоваться ВРК. Вечером 26 октября, когда Второй съезд Советов еще продолжал свою работу, в редакции ряда оппозиционных газет нагрянули вооруженные представители ВРК и опечатали их (22). В течение следующих нескольких дней были закрыты еще несколько изданий, особенно враждебно настроенных по отношению к большевикам. 27 октября Ленин, от имени Совнаркома (23), издал декрет, узаконивший все акты закрытия органов прессы. В декрете разъяснялось, что временные нарушения свободы печати являются оправданными, поскольку в такой критический для революции момент оппозиционная пресса «не менее опасна… чем бомбы и пулеметы» (24).
Ситуация с осуществлением власти большевиков в Петрограде зашла в тупик уже 28 октября, когда значительная часть чиновничества центральных и муниципальных учреждений, опираясь на поддержку Петроградской городской и большинства районных дум, отказалась признать власть Совнаркома и местных революционных органов и саботировала работу — прогулами или сидячими забастовками. Тем временем, генерал Петр Краснов, за спиной которого маячила фигура Керенского, во главе почти семи сотен дисциплинированных, как отмечалось, и антиреволюционно настроенных казаков выступил из Гатчины и, без труда сломив сопротивление неорганизованных отрядов революционных солдат, матросов и красногвардейцев, занял Царское Село, расположенное всего в тридцати километрах от Петрограда. Попытки ВРК мобилизовать на защиту города части и прежде не отличавшегося надежностью Петроградского гарнизона оказались безуспешными. Что касается красногвардейцев, то большинство их отрядов страдало от недостатка организации и руководства. Потребовалось личное вмешательство Ленина и Троцкого, чтобы внести хотя бы видимость порядка в ряды революционных сил и, что более важно, заставить их выдвинуться на оборонительный рубеж, спешно воздвигнутый вдоль Пулковских высот в непосредственной близости от южной окраины революционной столицы (25). Одновременно предпринимались усилия по организации силами женщин — фабричных работниц агитации в поддержку Советского правительства среди крестьян сельских пригородов Петрограда (26).
29 октября дожидавшиеся в Царском Селе подкреплений Краснов и Керенский объявили о своем намерении на следующий день предпринять масштабное наступление на столицу. В помощь им Комитет спасения совместно с эсеровской военной комиссией наметили одновременно организовать антибольшевистское восстание внутри Петрограда, главными участниками которого должны были стать юнкера петроградских военных училищ. Воспользовавшись тем, что ВРК был занят отражением атаки Краснова, они должны были взять под свой контроль главные столичные военные объекты и узлы связи. Однако об этих планах стало известно ВРК: поздно вечером 28-го, благодаря случайности, один из руководителей восстания был задержан с копиями соответствующих документов. Поэтому было решено начать восстание днем раньше, не дожидаясь поддержки Краснова. Несмотря на нарушенные планы, поначалу восставшим — нескольким сотням юнкеров и офицеров — сопутствовал успех. Однако регулярные части Петроградского гарнизона и расквартированные в городе казаки на призыв Комитета спасения поддержать восстание не откликнулись, тем самым не оставив восставшим шанса. К вечеру 29-го антибольшевистское выступление в Петрограде было жестоко подавлено. Всего, по некоторым оценкам, в ходе уличных боев 29 октября погибли или были ранены две сотни юнкеров (27). Эти потери значительно превышали число пострадавших в столице в ходе Февральской и Октябрьской революций.
Между тем, вооруженные силы, которыми располагали в тот момент большевистские власти в Петрограде, были слишком рассредоточены, для того чтобы добиться подчинения их указам. Многие оппозиционные газеты, закрытые в первые послеоктябрьские дни, поспешили возобновить выпуск под слегка измененными названиями. Их страницы были полны шокирующих подробностей о большевистских эксцессах, о повальных обысках и арестах, о повсеместных грабежах, об опасности ходить по улицам, о стрельбе, продолжающейся глубоко за полночь. Много было статей о том, что женщины-военные, состоявшие в охране Зимнего дворца и арестованные в ходе штурма, подверглись изнасилованию, что своих узников ВРК расстреливает прямо на улицах и что положение всех задержанных не поддается описанию. Не менее пугающие рассказы то и дело звучали и на круглосуточных заседаниях Петроградской городской думы (28). Даже сегодня отделить правду от вымысла в том, что касалось раннебольшевистского «террора», довольно трудно. Петроград был зоной боевых действий, городом, охваченным страхом, тревогами, раздираемым на части жестоким антагонизмом. И хотя новые власти были слишком слабы и неорганизованны, чтобы пресечь постоянные вылазки казаков против рабочих и красногвардейцев в
