Почему не гаснут советские «звёзды»

делать это лично. В итоге генсек стал выездным (начал совершать официальные визиты на Запад) и Косыгин был заметно потеснён на этом фронте. И уже с 1971 года официально советские послы получили инструкцию адресовать все свои послания Генеральному секретарю, а не председателю Совета Министров.

Все эти события заметно сблизили Брежнева с министром иностранных дел и отдалили его от премьер-министра. В итоге в 69-м (к 60-летию) Громыко был удостоен звания Героя Социалистического Труда, а спустя четыре года введён в состав Политбюро, минуя кандидатский стаж. Ещё через два года именно Громыко поддержал Брежнева в том, чтобы тот поехал в Хельсинки на Совещание по безопасности в Европе и подписал все тамошние документы. Некоторые члены Политбюро были не согласны с тем, чтобы генсек подписывал документы «третьей корзины» (гуманитарные проблемы), поскольку это открывало двери Западу для его более широкого идеологического проникновения в СССР. Но Громыко сказал тогда Брежневу: «Лёня, мы же у себя дома: ты подпиши, а мы здесь сами решим, что пускать к нам, а что нет». Как покажет будущее, эта стратегия министра иностранных дел потерпела полный провал — именно после 75-го года началась стремительная западнизация Советского Союза. Да, подписав документы Совещания, СССР отстоял нерушимость тех границ, которые были установлены в Европе после войны. Однако это оказалась пиррова победа — уже спустя полтора десятилетия Горбачёв отправит всё это на свалку. Это было логическим продолжением той доктрины, которую провозгласил ещё Хрущёв на XX съезде (не случайно именно этот съезд был поднят на щит горбачёвцами). Про предупреждения классиков марксизма- ленинизма о том, что заигрывать с империализмом смертельно опасно, опять никто не вспоминал.

Взять того же Ленина, который тоже не отрицал, что мирное сосуществование с капиталистами возможно (он называл это «сожительством»). Но в его понимании это была всего лишь передышка между войнами, для выполнения задачи социалистического строительства в относительно спокойной обстановке при полном использовании противоречий в империалистическом мире. Хрущёв от этого ленинского постулата отрёкся, вдруг узрев в противнике не врага, а партнёра по общему мировому «хозяйству» («Мы хотим дружить и сотрудничать с США на поприще борьбы за мир и безопасность народов, а также в экономической и культурной областях»). Брежнев, свергнув Хрущёва и осудив некоторые его внутренние реформы, во внешней политике, по сути, продолжил его курс.

Ленин писал: «Надо подкупить капитализм сугубой прибылью. Он получит лишнюю прибыль — бог с ней, с этой лишней прибылью, — мы получим то основное, при помощи чего мы укрепимся, станем окончательно на ноги и экономически его победим». Брежнев в 73-м, после мирового нефтяного кризиса, вроде бы сделал всё, как написано у Ленина. Но это опять было только внешнее подражание, а по сути… Поддержав тогда Запад и начав продавать ему по дешёвой цене сырую нефть, брежневское руководство вытащило его из ямы. Само же подсадило свою экономику на нефтяную иглу в расчёте заработать быстрые деньги и решить свои сиюминутные (всего лишь на несколько лет) проблемы. О дальней перспективе тогда никто не думал. Вернее, думали, но к мнению этих людей тогда не прислушались.

Отметим, что, когда начинался нефтяной бум (а нефть стала «мировым товаром» с 1968 года), Советский Союз умудрялся и нефть на Запад гнать, и своё производство развивать. Однако именно со второй половины 70-х, ошалев от нефтяных прибылей, советское руководство станет всё больше надеяться на них в ущерб развитию собственного производства. Тогда в Политбюро боролись две концепции экономического развития: первую отстаивали председатель Совета Министров СССР Алексей Косыгин и близкие к нему деятели из так называемой «русской партии» (Кирилл Мазуров, Пётр Машеров, Владимир Долгих, Константин Катушев) — сутью этого пути было развитие перерабатывающих отраслей, особенно в азиатском регионе страны, то есть на базе имеющихся там природных и трудовых ресурсов. Вторую концепцию отстаивали «украинцы» (Брежнев, Подгорный, Кириленко, Черненко, Тихонов, Щербицкий), которые предлагали именно развитие сырьевых отраслей. Победили в итоге последние, поскольку этот путь давал гораздо более быстрый эффект, чем косыгинский (там требовались крупные, долгосрочные капиталовложения). К чему привёл этот выбор, мы теперь знаем: к середине 80-х прибылями от нефти в СССР заменят фактически всю экономику. А ведь мировые цены на «чёрное золото» зависят от игры на бирже. Вот этой игрой и воспользуются американцы: в 85-м договорятся с саудовцами и обрушат цены на нефть до критической отметки. С этого момента и начнётся финальный этап в деле развала СССР.

И опять вспомним Ленина, который так характеризовал торговые договоры и концессии с капиталистами: «Это — отсрочка в войне. Капиталисты будут искать поводов, чтобы воевать…» Всё это во времена Брежнева было практически забыто. Было лишь одно пустословие в СМИ о классовой бдительности, а на деле — конвергенция, всё более тесное экономическое и идеологическое сближение с классовым врагом — капиталистическим Западом. То, о чём всё тот же вождь мирового пролетариата выразился весьма недвусмысленно: «Вне связи с революционной классовой борьбой пролетариата борьба за мир есть лишь пацифистская фраза сентиментальных или обманывающих народ буржуа».

Был короткий всплеск взаимного ожесточения во времена генсекретарства Андропова (1982–1984), но инициатором этого опять же был Запад, который к тому времени накопил силы, заполучил в свои ряды воинствующего президента (Рейгана) и начал решающее наступление на СССР (всё как по Ленину).

Спросите: при чём здесь Громыко? Да при том, что он входил в ту же «украинскую» группировку и на внешнеполитическом направлении отстаивал именно её приоритеты. Так же как и все её представители, он чаще всего не заморачивался по поводу дальних перспектив в политике, решая ближние задачи. Конечно, во многом это было связано с тем, что долгое время он не мог участвовать в выработке общей политической стратегии в СССР — членом Политбюро он стал только в 73-м. Поэтому основную вину за выбор этой стратегии несли, конечно, другие люди: Хрущёв, Брежнев, Косыгин, Суслов, Подгорный и др. Однако и с Громыко вину снимать не стоит — всё-таки он долгие годы возглавлял одно из ключевых министерств и был отнюдь не последней спицей в колесе советской политики. Просто он смирился с выбранной стратегией, тем более что лично ему она приносила неплохие дивиденды как представителю высшей номенклатуры.

Уже тогда, в 70-е, в народе ходили разговоры о том, как из-за границы на транспортной авиации на дом к Громыко привозили дефицитную импортную мебель. Может быть, это было и неправдой, но люди в это искренне верили, поскольку к тому времени вера в гос- и партноменклатуру в народе была уже основательно подорвана. И опять истоки всего этого уходили во времена Хрущёва. Это после его прихода к власти бюрократия была освобождена от присутствия возле своей шеи карающего меча правосудия — были значительно сужены репрессивные функции карательных органов, касающиеся высшей элиты. С этого момента и началось постепенное разложение «слуг народа». Как писал немецкий коммунист В. Диккут: «Свойственная мелкой буржуазии склонность всегда воспроизводить капитализм должна была проявиться как у старой, так и у новой буржуазной бюрократии; особенно в момент, когда она смогла избегать массового контроля снизу и осуществлять государственную власть. С этого момента бюрократия стала новым буржуазным правящим классом».

В 70-е дело зашло так далеко, что никакого серьёзного наказания за своё моральное и материальное разложение эти «слуги» уже не боялись (того же Громыко, когда в конце 70-х на Запад сбежал его ближайший помощник — представитель СССР в ООН Шевченко, даже не пожурили). С определённого момента они возмечтали о том, как бы сделать так, чтобы избежать этого наказания даже теоретически, а иметь ещё больше, чем они имели, не «одну дачу, один автомобиль, одну жену», а — виллы, яхты, самолёты, пароходы, любовниц и т.д. Естественно, социализм предоставить им такие возможности не мог. И внутри элиты стала зреть идея заменить его капитализмом.

Конечно, ни Брежнев, ни Громыко, ни другие члены Политбюро их возраста об этом не помышляли — даже самые сибаритствующие из них были аскетами по жизни. Их задача была простой: прожить остаток жизни при том строе, который они построили. Дальше этого они не заглядывали, что опять же вытекало из их образа мышления — они не были стратегами. В этом отношении никого из них даже близко нельзя было поставить рядом с Лениным или Сталиным, что, в общем-то, понятно — подобные люди рождаются раз в сто лет. Однако тот же Громыко, на мой взгляд, даже до уровня своего учителя В. Молотова так и не дотянул. В партноменклатуре у них были разные прозвища: Молотова называли «Железная задница» (за усидчивость и работоспособность), Громыко — «Мистер Нет» (за то, что был не особенно сговорчив на