Почему не гаснут советские «звёзды»

международных переговорах). Не спорю, последний для Запада был неудобным министром, но в Политбюро для большинства своих соратников он был весьма удобным и покладистым человеком. И вместе с остальными мастодонтами из Кремля шаг за шагом вёл страну к перестройке по-горбачёвски. К той самой, про которую Ленин когда-то сказал: «Мелкобуржуазная контрреволюция более опасна, чем Деникин».

Симптоматично, но именно Громыко стал тем человеком в Политбюро, кто рекомендовал будущего ренегата М. Горбачёва на пост нового Генерального секретаря. В нынешних юбилейных материалах о Громыко этот факт не скрывался, но подавался в специфическом ключе — снисходительно. Дескать, ошибся человек — с кем не бывает? Однако, на мой взгляд, эта ошибка проистекала из всей предшествующей деятельности Громыко, в том числе и на посту министра иностранных дел. Ведь какой выбор стоял перед Политбюро в 85-м? На пост генсека претендовали трое: 1-й секретарь МГК КПСС Виктор Гришин, 1-й секретарь Ленинградского обкома КПСС Григорий Романов и секретарь ЦК КПСС по сельскому хозяйству Михаил Горбачёв. У первого в Политбюро было мало сторонников, поскольку он был стар — ему шёл 71-й год (партия и народ встретили бы это решение с огромным скепсисом, поскольку перед этим в течение трёх лет из жизни ушло сразу трое престарелых генсеков, которым тоже было за 70). Поэтому реальными претендентами на пост генсека были двое: Романов (63 года) и Горбачёв (54 года). За первым стояла та часть номенклатуры, которую можно назвать силовиками (Романов с 1976 года, когда стал членом Политбюро, взялся курировать военно-промышленный комплекс), за вторым — прогрессисты- западники.

Приди к власти Романов, и страна пошла бы по пути осторожных реформ державного толка с упором на жёсткие меры как во внутренней, так и внешней политике (нечто подобное Романов проводил в бытность свою хозяином Ленинграда, за что уже тогда стал ненавистен прогрессивно-либеральной братии). Поэтому его прихода к власти она боялась как чёрт ладана. Чтобы не допустить этого, было предпринято всё возможное. В том числе и чёрный пиар. Для этого был реанимирован слух, который несколько лет назад был запущен из окружения К. Черненко (представителя «украинской» группировки) и где речь шла о «моральной нечистоплотности» Романова: якобы он справил свадьбу дочери в Таврическом дворце и пьяные гости перебили там чуть ли не половину раритетной посуды из фондов Эрмитажа (хотя на самом деле торжество проходило на даче за городом и без каких-либо эксцессов). В то же время про Горбачёва запустили информацию иного плана: дескать, о нём хорошо отзывались главы западных государств, которые характеризовали его как умного и перспективного политика.

Однако даже этот пиар не мог стопроцентно обеспечить прогрессистам победу их кандидата. Всё должно было решить голосование членов Политбюро, где решающее слово оставалось за его старейшиной — 75-летним Громыко. Поэтому в отношении его тоже были предприняты определённые шаги, но не впрямую, а окольно — через его сына Анатолия. Тот давно вращался в кругах прогрессистов (в 70-х работал в Институте США и Канады), поэтому уговорить его переговорить с отцом для них не составляло особого труда (эту миссию возложили на бывшего заместителя директора Института мировой экономики и международных отношений Евгения Примакова).

Эти манипуляции не были лишними — посредством их Громыко-старший узнал, какие настроения витают в кругах молодых прогрессистов. Однако назвать их решающими нельзя. Ведь Громыко давно определился в своём выборе между Романовым и Горбачёвым в пользу последнего. Молодой секретарь по сельскому хозяйству понравился ему ещё в бытность свою хозяином Ставропольского края, когда со всей угодливостью принимал Громыко (как и других членов Политбюро) в одной из своих вотчин — кисловодской здравнице. Кроме этого, Горбачёв был западником, а это автоматически предполагало, что ему сравнительно легко удастся навести мосты с представителями тамошней элиты. Громыко не мог об этом не знать, поскольку в его распоряжении были аналитические службы подведомственного ему МИДа, которые наверняка подготовили ему соответствующие справки. Поэтому лично я не верю в какие-либо колебания Громыко в выборе между Романовым и Горбачёвым — последний был ему ближе во многих отношениях. К тому же Громыко мог всерьёз опасаться того, что приди к власти Романов, и его жёсткая политика может привести к серьёзным претензиям по адресу МИДа, а этого он всегда больше всего опасался (поэтому в 67 -м, во время заговора силовиков из «русской партии», Громыко поддержал Брежнева, поскольку знал, что в противном случае потеряет своё министерское кресло).

Известно, что уже спустя несколько лет со дня прихода Горбачёва к власти Громыко разочаровался в нём. Даже якобы заявил: «Не по Сеньке оказалась шапка». Вполне допускаю, что так оно и было. Однако это запоздалое прозрение нисколько не снимает ответственности с Громыко за то, что произошло ранее. Допустим, что он ошибся в Горбачёве как в человеке и политике. Здесь вполне допустимо объяснение из разряда «с кем не бывает». Но как быть с другим: с выбранным вектором направления перестройки, а именно — прогрессистско-западным? А именно этот вектор олицетворял в кругах высшей советской элиты Горбачёв (но не Романов), который ещё до своего прихода на пост генсека слыл в парткругах симпатизантом еврокоммунистов (тех самых, что пошли у себя на смычку с буржуазией). Разве случайно ещё в 1984 году премьер-министр Великобритании М. Тэтчер заявила по поводу Горбачёва: «С этим политиком можно иметь дело». Почему же Громыко не задумался, какое такое «дело» собиралась затевать с Горбачёвым эта женщина, которая считалась лидером неоконсерваторов и верной «пристяжной» Рональда Рейгана? А может, Громыко хорошо понимал суть этого «дела»: дальнейшая конвергенция двух систем, двух элит? О разрушении СССР тогда в открытую речь пока не шла, поэтому не стану утверждать, что Громыко этого хотел или вообще подозревал об этом. Но в отношении всего другого он был прекрасно осведомлён и был обеими руками «за». Потому и выбрал Горбачёва. После чего легко уступил свой министерский пост Шеварднадзе — фактически «человеку с улицы» (никогда ранее не работавшему в дипломатии), но такому же еврокоммунисту, как и Горбачёв. Видимо, Громыко полностью согласился с тем, что теперь пришла настоятельная пора, чтобы МИД возглавил не коммунист, а именно еврокоммунист советского разлива.

В нынешних юбилейных материалах о Громыко сквозила мысль, что ему повезло — он не застал развала СССР, уйдя из жизни за два года до этой трагедии (в 89-м). Я лично полагаю, что такой опытный политик, как Андрей Андреевич, уже прекрасно понимал, куда всё движется. Тем сильнее должно было быть его разочарование от происходящего: ведь он ошибся и лично в Горбачёве, и в тех кругах западной элиты, которые, как он надеялся, удовлетворятся лишь уступками со стороны СССР, но не захотят его разрушения. Однако конец его жизни должен был наглядно демонстрировать бывшему министру иностранных дел, что отречение от классиков марксизма-ленинизма как во внутренней политике (отход от классовых позиций и отмена диктатуры пролетариата), так и во внешней (мирное сосуществование с капитализмом и подмена революционной борьбы реформизмом в рамках буржуазной демократии), затеянное ещё Хрущёвым и продолженное Брежневым, привело к закономерному результату — возвращению капитализма в Россию. Отметим, что сам Громыко ничего хорошего в этом возвращении не видел. Здесь он оказался полностью прав, заметив перед смертью в одном из интервью: «Никакой модернизации нашей страны на основе дикого капитализма не получится. Запад давно избавился от него. У нас может появиться нелепое общество, где жизнь людей будет отравлена…»

Возвращаясь к началу нашего разговора, повторюсь, что столь масштабные торжества по случаю 100 -летнего юбилея А. Громыко нынешние российские власти устроили не случайно. Таким образом они отдали дань уважения человеку, который долгие годы был в первых рядах той части высшей советской элиты, кто усердно двигал идею конвергенции Востока и Запада. Что касается последовавшего затем у Громыко разочарования по поводу итогов этой конвергенции, то это, видимо, не явилось большим грехом юбиляра в глазах отмечавших, а даже наоборот — в рядах деятелей нынешней власти появилось много тех, кто недоволен ходом реформ, идущих по американским лекалам. Символично, что 100-летний юбилей А. Громыко выпал на время первого визита в Россию президента США Барака Обамы. Подозреваю, что причиной того, что российские СМИ так упорно педалировали в своих материалах о юбиляре его знаменитое прозвище — «Мистер Нет», было желание определённых кругов в высшей российской элите послать сигнал президенту Медведеву: дескать, берите пример с советского министра иностранных дел и почаще говорите слово «нет» американцам. Однако вспомним судьбу Громыко: он ведь тоже очень часто говорил «нет» Западу, но где теперь его страна, Советский Союз? Не в эту ли сторону движется теперь и Россия — «нелепая страна» (по Громыко), строящая капитализм под неусыпным присмотром своих западных партнёров?