короткими рукавами, выставлявшей напоказ огромные бицепсы. Субтильному мальчику он казался гигантом. Джеку Уэсту-младшему — всего лишь увеличенной версией Тайсона Бредли.
Перед тем как сесть, физрук-великан окинул фигуру Уэста оценивающим взглядом.
— Лили Уэст... — сказал он, рассматривая дело девочки и подбрасывая мячик для игры в софтбол. — А, ну конечно! Как я мог забыть! Она как-то отказалась принять участие в доджбольном матче. Сказала, что это глупая игра, а я «помешанный на спорте идиот, не имеющий ни малейшего представления о реальном мире» или что-то вроде того.
«Ничего себе!» — подумал Джек. Он об этом не знал.
—Я прошу про... — начал Уэст.
—Ваша дочка не очень-то спортивна, — перебил его Найсмит. — Но учителя говорят, что голова у нее варит. Нынче умники в моде, к тому же в этой школе упирают на теоретические дисциплины. Но, между нами, я предпочитаю спорт. Знаете почему?
— Не могу представить...
— Потому что он развивает командный дух. Командный! Делает людей преданными, самоотверженными! Ваша Лили вступилась бы за своих друзей? Заслонила бы их своей грудью? Я бы вступился. Об этом говорит мое поведение на поле.
Зубы Джека заскрипели. Он прекрасно знал, как рисковала Лили ради таких вот говнюков.
— Правда? — спросил он медленно.
— Чистейшая, — ответил Найсмит, продолжая подкидывать мячик.
Вдруг Джек с быстротой молнии схватил предмет металлической рукой и пронзил физрука холодными голубыми глазами.
— Господин Найсмит. Тодд. Моя дочь — хорошая девочка. И у нее нет проблем с самоотверженностью и командным духом. Я прошу прощения, если она вас чем-нибудь обидела. Ее упрямство — от меня. Да, и еще кое-что...
Уэст сжал мячик железной конечностью и превратил его в груду щепок. Они посыпались на пол, а вслед за ними выскользнула кожаная обшивка.
Глаза господина Найсмита вылезли из орбит. От его самоуверенности не осталось и следа.
— Возможно, вам стоит найти к ней другой подход, более интеллектуальный. Тогда ее мнение о вас может улучшиться. Кстати... Господин Найсмит, Тодд, если ее маленький друг, Элби Кальвин, не хочет играть в футбол, не надо его заставлять. Его мама волнуется. Это все.
Джек ушел, оставив Тодда Найсмита наедине с останками мячика и отвисшей челюстью.
В целом Лили жила от выходных до выходных и от каникул до каникул. В эти блаженные дни она могла вернуться на ферму и встретиться со старыми друзьями.
Визиты Волшебника приносили море радости, но со временем они становились все реже и реже, все короче и короче. Профессор археологии говорил, что занимается чем-то крайне важным. Делом всей своей жизни.
Лили трепетала от удовольствия, читая его записи, изобилующие древними тайнами и символами. Пару раз она даже перевела для Волшебника несколько изречений, написанных на слове Тота — древнем языке, который, кроме нее, понимал лишь один житель планеты Земля.
Дважды Волшебник брал на ферму своего компаньона Тэнка Танаку.
Новый знакомый пришелся Лили по душе. С ним было весело и интересно, а в свой второй визит он подарил Лили игрушку из родной Японии — маленького робопса Айбо фирмы «Сони». Лили тут же переименовала собаку в Сэра Тявкинга и стала натравливать его на Хоруса. Волшебник заглянул в механическое животное, дунул-плюнул — и пес превратился в гавкающую сигнализацию, реагирующую на любое движение. С тех пор любимым времяпрепровождением Лили и Элби стал «побег из тюрьмы» — игра, целью которой было проползти на животе мимо бдительного робопса.
На правом плече у Тэнка красовалась загадочная татуировка: японский иероглиф, заслоненный флагом Японии. Лили как-то попыталась найти этот символ в Интернете, но не преуспела...
Однако больше всего девочку поражала в Тэнке вовсе не татуировка. Лили сразу же заметила в глазах добродушного японца бесконечную, опустошающую печаль.
Когда Лили спросила у него, что не так, он рассказал ей про свое детство:
— Когда я был маленьким — таким же, как ты, — моя страна вступила в войну с Америкой. Я жил в Нагасаки, прекрасном городе. Но когда ВВС начали бомбить наши города, родители спрятали меня в деревне, у бабушки с дедушкой.
Когда американцы сбросили на Нагасаки свою ужасную бомбу, мои родители были там, в городе... Их так и не нашли. Они стали пеплом, пылью.
Лили знала, что это такое — потерять родителей. После того разговора между ней и Тэнком возникла особая духовная близость.
— Я не очень старая, — произнесла она торжественно, — но одна из главных истин, которые я вынесла из жизни, гласит: пусть настоящую семью и не заменит ничто на свете, можно обрести родных людей в своих друзьях.
Пожилой японец посмотрел на нее добрыми влажными тазами.
— Ты очень мудра для своего возраста, Лили. Хотелось бы мне воспринимать мир так же, как ты. В этом отношении.
Девочка недопоняла последние слова Тэнка, но улыбнулась. Кажется, ему это понравилось. Они довольно долго молчали. Наконец Тэнк спросил:
—Лили, ты слышала о тормоплесизме?
Девочка покачала головой.
—Это что-то японское, да?
— Не все то, что не сразу понятно, родом из Японии, — улыбнулся Тэнк. — Тормоплесизм — новейшая философская концепция. Возникла в Европе, когда ты уже появилась на свет. По этой концепции, совершенный человек — тот, который испытал за всю жизнь равное количество положительных и отрицательных эмоций. Испытавший больше положительных эмоций — ничтожен; испытавший больше отрицательных — велик.
Лили не любила сюсюканья, но сейчас Тэнк разговаривал с ней как-то уж слишком по-взрослому.
— Выходит, величие и совершенство не могут существовать вместе? — удивилась девочка. — Но ведь... Да и вообще мне всегда казалось, что величие, ничтожность и совершенство — это совсем другое.
— Всегда... Довольно забавно слышать это слово от столь юного создания. Я знаю, Лили, Джек прививал тебе иной, далеко не тормоплесический, взгляд на мир. Он прекрасный человек: добрый, храбрый, честный, — но ему не хватает глубины. Не ума — именно глубины. Возможно, это придет с сединами. Не обижайся на меня, пожалуйста.
После каждого визита Волшебника белая доска в кабинете Уэста была исписана вдоль и поперек.
Однажды она выглядела следующим образом:
Лили особенно нравились книги Уэста об острове Пасхи. Она могла часами смотреть нa гигантские
