хотя из Лавгуд учитель, конечно… так ведь и другого-то нет, только и остается, что вытягивать информацию из этой чокнутой…
«… — Я ей что, все мозги должна буду обшаривать?
— Драконы были последним и самым пугающим из того, что она видела. Наверняка это будет на поверхности. Просто посмотришь — что увидишь, то и хорошо. Не получится — придем еще раз…
— Если он будет, этот — еще раз…»
В воспоминаниях Гермионы была чернота. Непроглядная, пустая, гулкая, как дом, который давно покинут хозяевами. Панси сжала зубы и уставилась на девушку, подперев кулачком подбородок.
— Ну, и что мне с тобой делать? — мрачно поинтересовалась она. — Ты ж такими темпами в любой момент умереть можешь… единственный свидетель ты наш.
Она придвинулась ближе.
— Ладно… попробуем вот так…
Панси встала и, наклонившись, уперлась обеими руками в кровать по разные стороны от Гермионы. Пустые выжженные глазницы смотрели прямо на нее.
М-да, жаль, что у нее глаз нет, машинально подумала Панси. Что-то, чувствуется, легче было бы на порядок…
Вдохнув, она склонилась чуть ниже, лбом к самому лбу девушки.
Лавина образов нахлынула, смывая сознание, как мощный поток.
Лица замелькали, сменяя друг друга, как картинки в рехнувшемся калейдоскопе. Суровое и напряженное — МакГонагалл, мрачное — Снейпа, улыбающееся — какого-то темнокожего мужчины средних лет, рыжий Уизли — сосредоточенно покусывает губы, глядя на шахматную доску, и пламя камина за его спиной, Гарри… хмурый и осунувшийся, на подоконнике аляповатой, в ярко-красных тонах, гостиной, снова Гарри — лежащий на пушистом ковре, навзничь, огромный, вспухший ожог на его груди, под разорванной рубашкой, чьи-то глаза — бездонная серая пустота, сумрачный, исхудавший Драко, выходящий из камина, пламя свечи, и тени от него — на стене…
Панси фыркнула и помотала стриженой головой. Чушь какая-то…
«…— Почему, вообще, идти должна ты? У тебя ни опыта, ни умений!
— Потому что о том, что ты — маг, в Магическом Мире только ленивый не знает.
— И что, арестуют прямо в клинике? Не смеши.
— Когда арестуют, смеяться сама уже не захочешь. Иду я, потому что больше некому.
— Только не вздумай там ни на кого влиять! И не защищайся, пока не трогают — они просто люди.
— Хорошо…
— И мысли у всех подряд не подслушивай. Упаси Мерлин, заметят.
— Да, мамочка! Заткнись уже…»
Нужно было что-то другое. Нужно. Необходимо, черт побери, Грэйнджер, ну как же тебе объяснить, что нам без этой информации никуда, дурочка ты наша…
Панси стояла, наклонившись над ней, и нервно постукивала пальцами по одеялу.
— Давай же, милая, мне нужно увидеть… — пробормотала она, проводя ладонью над обожженной щекой. — Очень нужно. Ты даже не представляешь, как сильно, это ж получится, что ты зазря здесь загнулась, если я сейчас из тебя вытащить ничего не смогу… Давай, подскажи мне, как тебя разговорить… Неинтересны мне твои личные переживания, только это покажи, и я отстану… Честное слово, отстану, только помоги — хоть немножечко…
Грэйнджер молчала — хотя, конечно, она молчала бы в любом случае, даже хныкать и стонать толком ей сейчас было нечем, обугленный остаток от человека… Панси невольно поморщилась — пакостная, все-таки, смерть от ожогов… никому не пожелаешь. Хорошо, хоть в коме лежит — наверняка боли не чувствует…
Чертова жалость все же упорно пыталась прорваться наружу.
«…— Запомни — чувство, физический контакт и желание. Этого достаточно.
— Зачем мне это запоминать, если ты только что вопила, что этого нельзя делать?
— Пфф… Так ты не делай, ты запоминай. Все равно когда-нибудь пригодится, вдруг мальчишек рядом не будет.
— …Странные вы тут, все равно. Все трое.
— Зато живые, Панси. Чего и тебе желаю…»
Живые. Грэйнджер, вон, тоже живая… только толку от этого никакого пока что. Хотя, с другой стороны, если она умрет, толку не будет не только в ней, но и в ее самоубийстве. Из мертвых, по словам Лавгуд, уже ничего не вытянешь… будь ты хоть трижды магом.
— Мне нужна эта информация, — монотонно повторила Панси, глядя в пустые глазницы. — Ох, Грэйнджер, как она мне нужна… не самим же нам шеи подставлять, раз ты такая дурочка оказалась… что даже улизнуть толком не успела… Хотя — ведь успела же. Там не было антиаппарационного барьера? Или ты умудрилась за него выскочить? Или что?
Чувства, говорила Лавгуд. Желание… Да у меня вообще ни черта сейчас нет, кроме этого желания — и еще ощущения, что время кончается, вот выставят за дверь с минуты на минуту, как будто так и надо, а с тебя же станется ночью сдохнуть… Ох, в другой раз я бы за тебя даже порадовалась — что отмучалась, что изуродованным растением на амулетах и заклятьях не останешься… а тут… давай ты сначала покажешь? Какого черта ты думаешь о всякой ерунде, а не о том, что мне нужно? Вот бы Лавгуд саму сюда, пусть бы рылась… в мозгах твоих запутанных, заумных…
Медленно наклонившись, Панси оперлась коленом о кровать и коснулась лбом обгорелой кожи на лице Гермионы. Ладони скользнули по вискам, захотелось взвыть — черт, какая все же гадость эти ожоги, прибью кого-нибудь, честное слово, хоть ту же Лавгуд, а лучше — того придурка когда-нибудь, который драконов на людей насылает, сплошная корка вместо волос, у нее были красивые волосы, Мерлин, о чем я думаю, Грэйнджер! Давай, вернемся к драконам… что-то же ты там видела, кроме пламени, должна была видеть, ты умница у нас, всегда была умница, хоть и дура гриффиндорская, но это ж — как форма носа, если родился таким, уже все, чего потом убогого обижать, вы же не можете с этим справиться, вас только пожалеть за это, а умной тебе оно быть не мешало никогда, ты все замечала, все складывала в нужные кучки, и как мне теперь эту кучку в твоей башке без тебя найти?..
Мысли спутывались в бессвязные потоки слов, пальцы машинально поглаживали обгоревшее лицо Гермионы, и Панси, закрыв глаза и прижавшись к ней, продолжала умолять, умолять — не уходить же отсюда ни с чем, такой источник информации, живой свидетель, вот они, мозги, приходи и читай, но, пока она разберется, как и что, свидетель сдохнет здесь, в этих стенах, Мерлин, до чего же все нелепо, нелепо, Грэйнджер, давай, впусти меня, понятия не имею, как, но желания у меня хоть отбавляй, и контакт — вот он, и чувство — ох, а что, чувства, что я порву в клочки когда-нибудь того, кто с тобой это сделал, мало? Нужно еще какое-то? Человечек ты глупый, запутавшийся, все вы, гриффиндорцы, как телятки малолетние, гонят вас на убой, а вы и претесь, радостные, а потом одни могилы братские от вас, да слова с пафосом — раз в год по праздникам…
Жалость… нет уж, только не жалость, к черту жалость. Что ты, ничего другого не заслуживаешь? Восхищение. Гордость, что ты, дочь магглов, была умнее нас, могла больше нас, уж я-то знаю, чего тебе это стоило, пусть ты никогда не смогла бы… но твои дети — уже могли. Бы. Если бы… Че-е-ерт, как несправедливо — такие мозги сейчас в обугленной черепушке спекаются! Грэйнджер, у тебя должны были быть дети! Сколько тебе — девятнадцать? Или не стукнуло еще даже? Кто решил, что тебе достаточно, что разменять тебя, как мелочевку, важнее? Что у них там, в Ордене, мяса другого не нашлось?
Злость поднялась откуда-то изнутри — холодная, трезвая и пугающе сдержанная. Дождусь момента — лично МакГонагалл голову оторву, поняла Панси. Кто, вообще, позволил этой кошке людьми управлять? Черта с два ты умрешь, Грэйнджер. Ты нужна здесь, твои умения и таланты, твои знания, твой чертов мозг и твоя память — ты нужна, иначе бы ты не выжила, мы же все в этой проклятой войне поумирали, а ты продралась — ради чего? Чтобы сейчас — вот так?..
Тихий вздох — Панси почувствовала едва заметное дуновение воздуха на губах. Медленно, боясь открыть глаза, отстранилась, превозмогая ломоту в напрочь затекшей спине — и только потом опустила взгляд вниз.
Гермиона смотрела прямо на нее. На обожженном, искореженном до неузнаваемости лице с опаленными ресницами и бровями огромные, будто испуганные глаза выглядели просто чудовищно. Намного хуже, чем раньше — островок жизни на почти умершем теле, беспомощный, потерянный, одинокий.
А потом она вздохнула и попыталась пошевелить головой — и Панси едва сдержала рвущийся из груди визг ужаса. Желание убраться отсюда и не вспоминать этот кошмар никогда вдруг показалось таким огромным, что ноги сами отнесли ее к двери. Мгновенно, без команды.
— Кто ты? — тихо, но совершенно четко спросила Грэйнджер.
Панси стояла, прижавшись к стене, и всеми силами заставляла себя глубоко дышать. Вдох — выдох, вдох — выдох, а этого говорящего чудовища не существует, я сейчас закрою глаза и окажусь дома, она не может разговаривать, не может, не может… Это не она, она бы меня узнала, должна была, обязана…
— Что ты здесь делаешь? — медленно проговорила Гермиона.
— Пришла к тебе, — сквозь зубы выдавила Панси, стараясь не смотреть на висящее над кроватью тело.
Грэйнджер, видимо, снова попыталась пошевелиться — и застонала, и этот звук отрезвил, как хорошая пощечина. Она чувствует боль, растерянно подумала Панси. Вряд ли она хорошо видит… да и я изменилась… слегка… черт, кажется, я — истеричная дура.
Набрав в грудь воздуха, девушка шагнула к постели.
— Тебе привет от Луны Лавгуд, — стараясь говорить спокойно, сказала она, нервно обхватывая себя за плечи. — Мы хотим знать, что ты видела… в Вустере.
Гермиона прикрыла глаза — почти с облегчением, услышав имя той, кому почему-то доверяла — отчаянно и безоговорочно, — и дальше все снова стало легко.
* *
