он.
Мальчишка нервировал. Хотя бы тем, что умудрялся с такой легкостью вписываться в чужое пространство.
— Спокойной ночи, — улыбнулся Джеральд уже от двери. — И спасибо вам! — он взмахнул газетой и исчез в темноте.
Глава 20. Взросление.
Утро вползло под ресницы солнечным зайчиком, вынуждая недовольно замычать и уткнуться лицом в подушку. Вот бы понежиться под тонким одеялом, лениво выгибаясь, прижимаясь спиной к мягкой груди Панси, почти сворачиваясь в клубок — но тогда дыхание спящей Луны начинало ерошить волосы, а отодвигаться от нее тоже не хотелось…
Вообще не вставал бы сегодня, расслабленно подумал Гарри, переворачиваясь на живот. Чертовы дни рождения… Одни неприятности от них, каждый год… Камин закрыть, что ли? Все равно дел не будет — Уоткинс вчера чуть сквозь пол от смущения не провалился, когда узнал, что у нас, вроде как, праздник… Поспорить с Драко на галлеон, что ли? — не придет он сегодня, наверняка… И мне, и Малфою одним разом подарок сделает…
Панси, доселе ровно дышавшая рядом, вдруг вздохнула и сонным, слепым движением потянулась к нему — твердая узкая ладошка улеглась на спину и медленно погладила. Провела вдоль позвоночника вверх и вниз, еще и еще раз — осторожными, мягкими прикосновениями. Остановилась на пояснице. Гарри закусил губу, чтобы сдержать протестующий выдох. Рук Панси хотелось еще — они нечасто бывали такими, неторопливыми и ласковыми, рано утром, когда все еще спят, а солнечные зайчики не дают даже поднять голову, заставляя валяться в постели и выдумывать причины, чтобы не отрываться от подушки весь день.
Девушка тихонько хихикнула, и ладошка снова поползла вверх. Гарри блаженно расслабился — и невольно потянулся за ней, переворачиваясь на бок и щуря глаза.
Взгляд тут же уперся в сонную улыбку Луны.
— Доброе утро, — одними губами прошептала она.
Гарри улыбнулся в ответ — и почувствовал, что рука Панси обвивается вокруг него. Ладошка скользнула по груди, принялась вырисовывать на ней узоры, затылку стало тепло от чужого дыхания, и взгляд Луны чем-то напомнил давешнего солнечного зайчика, когда она переглянулась с Панси и закусила губу.
А потом потянулась — и поцеловала тонкие пальцы девушки, замершие на его груди.
Гарри задохнулся. Панси вдруг прижалась к нему сзади, а Луна спереди — обе мягкие, теплые, расслабленные… Зажмурившись, Луна легонько касалась губами дрожащей руки — и кожа покрывалась мурашками от ее влажного дыхания, а от чистых, как прозрачный ручей, чувств обеих девушек зашкаливало мозги.
У них же все только еще начинается… — мелькнула обрывочная мысль в голове Гарри. Они счастливы — счастливы тем, что у них есть, тем, что могут видеть друг друга, просыпаясь… тем, что могут делать что-то — вместе…
Луна издала тихий смешок и подняла голову, глядя через плечо юноши на Панси. Это было — как мгновенная короткая вспышка, как обмен позывными, как невидимый глазу разряд молнии между ними. Гарри не успел осознать, что впервые видит подобное со стороны, и что напоминать ему это может не о ком-то другом, а о них самих с Драко, они ведь так же умеют переговариваться, на один миг объединять сознания, просто глядя друг другу в глаза — не успел, потому что Луна, улыбнувшись, наклонилась и поцеловала ямочку между его ключицами.
Ее мягкие руки заскользили по телу, обрисовывая, очерчивая его, и одновременно теплые губы Панси обожгли поцелуем затылок.
Гарри сдавленно выдохнул и откинул голову назад, закрывая глаза. С ума свихнулись, обе, машинально подумал он, зарываясь пальцами в спутанные спросонья кудри Луны. Хотя… ну… нет, а почему они не могут почаще вот так вот с ума сходить?.. По утрам… Было бы здорово…
Он не заметил, когда Лавгуд скользнула чуть ниже и стала покрывать поцелуями его пресс, и живот, и ямочку пупка. Ее пальцы поглаживали мужское бедро, пересекаясь с пальцами Панси, и это все меньше походило на утренние шутки. Гарри попытался было почти протестующе замычать — он вовсе не хотел потерять контроль и позволить паре девчонок завести его, они же только дразнятся всегда, только обниматься и горазды, доводить почти до исступления, а потом хихикать и выдавать беззлобные комментарии о том, что магу положена сдержанность — иногда кажется, шеи бы им посворачивал за такие вот шутки…
А потом язычок Луны коснулся его — там — и он задрожал, позабыв все слова, откидываясь почти на спину и тяжело дыша. Ладонь сама собой легла на затылок девушки, умоляя, притягивая ее ближе, дыхание срывалось — Гарри уже ни о чем не думал, сквозь плотно сомкнутые ресницы проступали только отблески солнечного света, и жар внизу живота вышибал рассудок. Разве можно о чем-то помнить, когда они обе — такие мягкие и горячие — обнимают тебя с двух сторон?
Маленькая, твердая ладошка Панси опустилась ему на грудь, согревая, потянулась выше, легла на шею, чуть поворачивая голову назад, и, почувствовав, как жаркий, горячий рот принимает его целиком, до конца, Гарри застонал, выгибаясь и вцепляясь в светлые волосы. Дыхание вырывалось толчками, лицо запрокинулось, и последним, от чего мир окончательно потерял четкость, были накрывшие его губы Панси.
Гарри обхватил девушку свободной рукой за шею, притягивая ближе, целуя ее и отвечая на ее поцелуи — с какой-то беспомощной жадностью, шестым чувством осознавая, что Панси сейчас гладит Луну по обнаженному плечу, перебирает ее кудри, направляет ее, и в ней самой, в ее жестах и прикосновениях — столько нежности, столько тепла и отчаянной, почти горькой ласки… Столько невысказанных просьб, и надежды, и доверия, и покорности — тому, что, наверное, все это время влекло их друг к другу…
Я никогда не знал ее раньше, вдруг отчетливо понял Гарри, глядя в глаза Панси, когда она чуть отстранилась. Глядя, как она смотрит на него, как перебирает волосы Лавгуд, как покусывает влажные губы, выдыхая и снова наклоняясь, снова вплавляясь в него сладким, родным поцелуем…
Стриженый ежик ее волос под мужской ладонью, маленькая крепкая грудь, касающаяся его груди, тонкие пальчики, скользящие по шее, по плечу, по затылку — он почти лежит на спине, а она нависает над ним, и Луна вытворяет языком уже совсем черт-те что. Гарри задыхался, потерявшись между ними, впервые позволившими себе перестать играть, перейти и эту границу.
— О!.. — выдохнул он, распахивая почти невидящие глаза.
Панси хищно улыбнулась — и с силой провела ладонью по его напряженному соску, снова целуя Гарри, его скулы, виски, шею, прижимаясь к нему всем телом, и Гарри уже не понимал, где она, а где Луна — они перетекали друг в друга, будто были одним существом с двумя языками и четырьмя руками, он растворялся в них — обеих, горячих, открытых, чувствующих его тело так, как он сам его, наверное, никогда не чувствовал… Способных слышать его желания, кажется, еще до того, как их услышал и осознал сам Гарри.
Оргазм потонул в поцелуе — Гарри намертво вцепился в затылок Панси, рванув ее к себе, впиваясь в ее рот, и одновременно притягивая Луну, не давая ей отстраниться — он бы умер сейчас, наверное, если бы она вдруг надумала остановиться, перестать или еще хоть немного потянуть время. Он стонал и бился, выплескиваясь, отвечая на сладкие поцелуи, задыхаясь и умирая между ними — теми, кто принимал его сейчас целиком, несдержанного, сонного, горячего, упрямого и жадного до них, до всего, что считал своим, без чего не хотел бы видеть свою жизнь, самого себя. Они принимали его, наконец-то, обе — а, значит, они больше не оставят его. Они — здесь, действительно. Навсегда.
Дыхание медленно выравнивалось, и взгляд Панси постепенно приобретал осмысленность — она тоже пыталась отдышаться, но не отстранялась, Мерлин, она — не отстранялась, и за это Гарри был готов сейчас вознести мольбу всем, кого только знал. То, что он увидел в ее глазах только что, перечеркивало игры. Только теперь стало ясно, что там, за непроницаемой стеной, все это время скрывалась не бесчувственность, не равнодушие и не отрицание. Там был страх — страх, что ее не примут, что в ней не нуждаются. И, кажется, я только что смог убедить ее в обратном, завороженно подумал Гарри, привлекая к себе девушку и мягко целуя ее.
— С днем рождения, Гарри… — прошептала Панси, осторожно убирая влажную прядь волос с его лба.
Он не удержался — и прыснул, осознав, что напрочь забыл про сегодняшний день, как только на его глазах проснувшаяся Луна начала целовать пальчики Паркинсон.
— Спасибо, — смеясь, протянул Поттер, привлекая Панси к себе и обнимая одной рукой Луну. — Так это что, был подарок?
— Вот еще, — тихо фыркнула Лавгуд, зарываясь носом ему в плечо. — Это было «с добрым утром».
Они переглянулись с Панси и захихикали, как две нашкодившие девчонки, убежденные, что никто, кроме них, не способен полностью оценить их проказу.
Гарри тихонько выдохнул и прикрыл глаза — тело блаженно ныло, и ощущать рядом разгоряченных девочек было таким оглушающим, долгожданным счастьем, что хотелось прижать их обеих к себе, уткнуться носом в пахнущие свежестью моря волосы Луны — и стиснуть зубы, чтобы не закричать. Это было слишком хорошо. Это хотелось выплеснуть, чтобы не разорваться на части.
Панси положила голову ему на плечо и, скосив глаза в сторону, торжествующе улыбнулась.
—
