Святой поднялся, обронив кускимолитв, разбившихся о созерцанье:к нему шел вырвавшийся из преданьябелесый зверь с глазами, как у ланиукраденной, и полными тоски.8 В непринужденном равновесьи ногмерцала белизна слоновой кости,и белый блеск, скользя, по шерсти тек,а на зверином лбу, как на помосте,сиял, как башня в лунном свете, роги с каждым шагом выпрямлялся в росте.12 Пасть с серовато-розовым пушкомслегка подсвечивалась белизнойзубов, обозначавшихся все резче.И ноздри жадно впитывали зной.Но взгляда не задерживали вещи —он образы метал кругом,замкнув весь цикл преданий голубой.
Будто лежа он стоит, высок,мощной волею уравновешен,словно мать кормящая, нездешен,и в себе замкнувшись, как венок.5 Стрелы же охотятся за ними концами мелкой дрожью бьются,словно вспять из этих бедер рвутся, —он стоит — улыбчив, нераним.9 Только раз в его глазах тоскаболью обозначилась слегка,чтоб он смог презрительней и резчевыдворить из каждого зрачкаосквернителя прекрасной вещи.
Он цеху заказал картину на дом.Возможно, что господь его забыл,и что, в отличье от картины, рядомс ним не стоял епископ с кротким взглядом,и что его он не благословил.6 Возможно, в этом напряженьи силколенопреклоненного — все те жепопытки удержать от центробежьясвой контур, устремившийся вовне,как держат всю упряжку в пятерне.11 Чтоб, если суждено свершиться чуду —что, впрочем, не было предрешено, —мы верили, что, и дойдя досюда,оно бы нам не причинило худа,самим собою лишь поглощено.
Ангел
Наклоном головы он отогналвсе наставленья, все «нельзя» и «надо».Ведь через сердце движется громадапо кругу мчащихся начал.5 В глубинах неба образы и лица.Вот-вот услышит зов он: «Отыщи!»Пусть легкость рук его не отягчитсятвоей заботой. Иначе в ночи9 они, с тобой борясь в остервененьии в бешенстве перевернув весь дом,тебя, как будто бы ты их творенье,возьмут, из формы выломав куском.