нами.
Я отметила про себя формулировку «с нами». В комнате стало как-то по-особенному уютно.
— Тогда… Тогда… — Вася пыхтела, как самовар, но никак не могла подобрать угрозу.
— Антон, — я решила внести зерно практичности, — мы должны взять кого-то с собой, чтобы проверить, как будет вести себя эта Лока по отношению к обычному человеку. А посвященных, как ты понимаешь, раз-два и обчелся.
Дворецкий отвернулся к окну и долго так стоял, молча.
— Антон, ты, пожалуйста, озвучивай нам свои мысли.
— Всем ужинать и спать. Я соберусь. Завтра подъем в пять утра. — Отчеканил и ушел, оставив нас сидеть в недоумении.
— Это что значит? — Василиса нарушила молчание.
— По-моему, он согласен взять тебя с собой…
— Отлично, — Вася хлопнула себя по коленкам и подскочила со стула. — Пойду к Генриху.
— Вы помирились?
Девушка кивнула и улыбнулась, закрывая за собой двери.
За ужином я просила разрешения у Дворецкого прогуляться к морю.
— Ты опять желаешь провоцировать наших оппонентов? — Антон был недоволен.
— Знаешь, что я подумала, Дворецкий?
Внезапно почувствовала себя замужней и давно притершейся к человеку, которого знала меньше недели. Испугалась и поспешила исправиться:
— Антон, я подумала, что если эти красавцы видели нас, они думают, что мы с той стороны что-то обнаружили. И если ты будешь продолжать меня опекать днем и ночью, подтвердят свои догадки — там есть что-то важное.
Дворецкий кусал губы, но продолжал внимательно слушать.
— Значит, по идее, если ты от меня отстанешь, отпустишь одну к морю, например, то они решат, что ты меня оставил лишь по одной причине.
— Так…
— Нечего оберегать Ключ, если за дверью — пусто.
Дворецкий взвесил все аргументы и выдвинул свою версию.
— А если они решат перестраховаться, обнаружат тебя без охраны, приберут к рукам и заставят тебя открыть дверь, чтобы окончательно убедится — там ничего нет.
Я улыбнулась и подхватила мысль.
— Но они же не знают всех подробностей, и попадут в ловушку. Я приведу их к тебе. А ты возьмешь их тепленькими, — я даже руки потерла.
Дворецкий изобразил нечто похожее на восхищение, наклонился вперед, поманил меня пальцем. Мы одинаково склонились над набором перечницы-солонки.
— А как ты думаешь, они сразу отправят с тобой самую крупную рыбешку? Или все-таки поначалу используют пушечное мясо?
Момент триумфа ушел в Нирвану. Дворецкий отклонился назад, удобно устроился на стуле.
— Но на море я все-таки хочу, — лицо выразило крайнюю степень жалости к себе.
Антон снова что-то принялся обдумывать: руки сложены на груди, брови нахмурены, взгляд прыгает с моего лица на сидящих за соседними столиками, губы сжаты. Как же ему идет эта легкая небритость и белый воротничок! Тут невольно залюбуешься…
— Нам придется снова изображать страстно влюбленных.
Я враз грохнулась с небес на землю.
— Зачем?
— Затем, что б дать возможность нашим врагам засомневаться в изначальной причине наших повсеместных прогулок и ночевки под одной крышей.
Я задумалась. Попыталась думать, однако перспектива быть… простите, изображать любовницу такого мужчины уже решила все за меня. Было совершенно очевидно — я соглашусь на эту роль при любых раскладах.
Дворецкий ждал. Терпеливо выносил мое подражание себе самому.
Наконец, я решила, снова наклонилась вперед, нависая над столом, и поманила пальцем горе- любовника:
— Только не брейся, — полушепотом попросила я.
— Это почему?!
— Легче будет имитировать последствия страстных лобызаний, — я обвела пальцем вокруг рта.
Антон, наконец, понял и согласно закивал головой.
— И Васю надо предупредить.
Я не видела, как Антон покраснел, кадык его дернулся. Я смотрела в окно и думала, как идеалистично будет выглядеть со стороны, если мы будем сидеть на расстеленном на песке покрывале, рука в руке, дымящий кальян сбоку и лунная дорожка впереди. Романтика…
Как задумали, так и сделали. Дворецкий в мгновение ока превратился во взъерошенного Пашку- воробья, сыпал шуточками, не отпускал мою руку. Периодически заглядывал в глаза, прижимал к стене, закрывая обзор наблюдателям широким плечом, и шептал на ухо цитаты из уголовного кодекса — это его, и меня заодно, возвращало на землю. Я изображала тающую льдинку, что, в общем-то, и не составляло труда, потому как чувства мои медленно и необратимо переходили из стадии «ненавижу» в стадию «симпатизирую».
— Я тебя больше не боюсь, — сообщила я не запланировано, будучи в очередной раз прижатой к высокому кирпичному забору по пути на пляж.
Дворецкий сузил глаза и снова нахмурил брови. Я же прикусила язык. Но было поздно — поезд ушел.
— Ты меня боялась?
Я коротко кивнула, опустила глаза, но Антона столь краткий ответ не устроил.
— Ты боялась… Почему?
— Ты был холоден, ты был учтив и бесцветен, — меня прорвало, — ты был крайне подозрителен и холоден.
— Ты уже говорила.
— Да, и еще раз повторюсь, мистер Самообладание. Вышколенный, хитрый, всегда в этом шикарном костюме, в начищенных ботинках. Я даже отражение свое в них вижу иногда. И еще ты постоянно появлялся из-за спины. И пугал, пугал, пугал… И ничего не говорил, не объяснял. Просто делал или приказывал, но не объяснял!
Дворецкий не перебивал, слушал, смотрел, и снова делал выводы. Субъективные, между прочим! А затем, когда я больше не могла подобрать слов, приблизил лицо так близко, что даже дотронулся носом до моего лба, и спросил:
— А сейчас не боишься?
Я гордо вскинула голову, хотела сказать — не боюсь и в этом только моя заслуга, но запнулась, потому что его взгляд ответа не требовал.
Мои уста тронула ласка, голова пошла кругом, когда Антон медленно выдохнув, провел губами по моим. Держаться больше не было сил. Я потянулась за добавкой и обрела больше, чем ожидала получить.
Противный голосок, пищавший: «не достойна!», заткнулся, стоило Дворецкому заняться моей шеей.
Порыв страстей медленно сошел на нет, точно так же, как и начался — нежностями. Надеюсь, мы оба понимаем, что не стоит увлекаться, что это ненастоящее, это — нервное напряжение, эмоциональные всплески в минуты максимального противостояния нереальности.
— Мы должны дойти до моря, — кажется, следовало сказать нечто более грубое, но так не хотелось разбивать в пыль волшебство момента.
Лунная дорожка, дымок от кальяна, голова Дворецкого, покоящаяся на ногах сидящей девушки,
