тонкие пальцы, перебирающие пряди коротких волос — вот, что видели наблюдатели.
А я тем временем думала. О деле. Но все время возвращалась к одному и тому же вопросу — как теперь мы будем спать в одной комнате? Неловкие взгляды, смущенные жесты, скомканные фразы — все это ждет меня уже через пару часов, если не раньше.
— Наше мероприятие на завтрашнее утро не отменяется? — Я перестала теребить идеальную некогда прическу.
Дворецкий поднялся, сел рядом, забрал мундштук. Отвечать, видно, и не собирался. Я ждала.
— Идем, — наконец, изрек Антон.
— Втроем?
— Угу.
Вот и договорились.
Как ни странно, всего, чего я опасалась, не произошло. Внимательный сканирующий взгляд из-под бровей, пожелание спокойной ночи и легкий скрип раскладушки, продавленной под весом мужского тела. Я с облегчением вздохнула и улеглась сама.
Глава 11
Разбудила меня Вася. Спросонья, да в темноте я сразу и не разобралась, кто чешет меня за ушком. Грешным делом, подумала, может, Дворецкий передумал штурмовать Локу.
— Просыпайся, Спящая Красавица, нас ждут великие дела, — пропела над самой головой Василиса.
Я попыталась отговорить туристов от рискованной прогулки, но наткнулась на такой взгляд Дворецкого, что казалось, сейчас материализуется его разочарование и презрение во что-то тяжелое, и плюхнется мне на палец. Не смертельно, но больно.
Пока шли к проходу в Локу, я маялась сомнениями. Меня страшил сам переход: я сомневалась, что недомогание не повториться, и я не буду валяться в пыли с диким головокружением и какой во рту. Уверенности добавлял лишь огромный рюкзак за спиной Антона, и еще парочка небольших за моими и Васиными плечами.
На этот раз кровопускания не понадобилось. Система производства неизвестного программиста приняла нас за своих и мгновенно «запустила» радугу. Решили взяться за руки, так, на всякий случай, чтобы не потеряться. Очередной контакт с ладонью Дворецкого заставил уши гореть огнем. Но что еще удивило меня, так это то, что Антон наклонился, поцеловал меня в щеку и прошептал:
— Это для наблюдателей…
И подмигнул, гад!
Я стояла самой последней в очереди, поэтому пропустила момент старта — меня закружило и бросило на землю. Руку, держащую Антона, выкрутило так, что пришлось отпустить спутника.
— Вот… вот это… уф, кошмар… мне понравилось, — Василиса стояла недалеко от меня, упиралась рукой в стену и тяжело дышала. Боялась я зря: Дворецкий выглядел полнейшим бодряком, у меня немного болела голова. — О! И синяк прошел!
Чему больше радовался шестнадцатилетний ребенок — новому миру или исчезнувшей царапине — оставалось лишь догадываться. Но девушке однозначно нравилось.
— Вы готовы? — Дворецкий был собранным, сдержанным и привычно холодным.
— Я да! — Вася фонтанировала энтузиазмом.
Я же просто кивнула.
Мир расцветал новыми красками. Восход отливал ультрамарином, непримечательный ракушечник приобретал драматические оттенки, от чего стены грязелечебницы, да и все вокруг, походило на заснятый и забытый критиками художественный фильм.
— А где люди? — В почти гробовую тишину синего мира голос Василисы ворвался ураганным ветром.
Странно, но в пределах мини-садика тишина не казалась столь гнетущей и столь звенящей. Слишком близок реальный мир? Слишком велико влияние Яви? И так будет всегда или с каждым нашим приходом эта арена, залитая васильковым желе, будет оживать?
Я хотела задать эти вопросы вслух, но не успела. То, что произошло дальше, было похоже на слаженную работу команды: одним точным и быстрым росчерком скальпеля невидимый хирург вспорол холодную пленку синевы, а закулисный рабочий потянул за трос, открывая занавес. На сцене появились актеры, а светотехники сотворили чудо: теперь весь мир за открывшимся пологом был насыщен красками.
Мы разом остановились и инстинктивно прижались друг к другу. Прямо на нас со стороны лимана выезжали дроги. Рядом с простым деревянным гробом шествовал невиданно тощий священник в длинной, выгоревшей на солнце рясе. За повозкой шли люди, понуро опустив головы.
Траурная процессия проплыла мимо нас. И вот теперь я слышала звуки — скрип трущегося дерева и шуршание песка под ногами бредущих, тихий плач бородатого мужика и звонкое пение невидимой глазу птицы.
Я вцепилась в куртку Антона, думаю, с другой стороны точно так же поступила и Вася. Дворецкий умудрялся держать марку.
Когда нам стали видны лишь спины людей, провожающих в последний путь своего собрата, занавес снова закрылся — мир окунулся в разбавленные чернила, вокруг на триста шестьдесят градусов были видны лишь современные постройки, те, которые мы оставили у себя дома.
— Трындец, как интересно! — Вася отклеилась от Антона и ринулась к ближайшему дереву.
— Ты куда? — Я очень беспокоилась за девушку.
— Проверить, — Вася сорвала лист с дерева, засунула себе в рот.
У меня кровь от лица отлила.
— Ты что делаешь? — Просипела я.
— Вообще, тьфу, ничего, — Василиса отплевывалась от остатков синего безобразия — пожеванный листик не потерял цвет, умирая. — Звуки мы слышим, краски мы видим, пальцами ощущаем, а вкуса — нет.
Девушка развела руками.
— Я смотрю, ты как-то проще переносишь это потрясение?
— А чего? Интересно ведь…
Я покачала головой и обернулась к Дворецкому за дальнейшими распоряжениями. Мужчина был шокирован увиденным. Стоял ровно, взгляд бегал, пальцы на руках подергивались. Пришлось его тормошить.
— Я… я…
— Надо его напугать, — Василиса вмиг оказалась рядом, — а то заикой станет.
— Не надо! — Осадила я девушку. — Напугаем — точно заикаться начнет. Давай лучше старым проверенным способом…
И я со смаком отвесила Дворецкому пощечину.
— Да какого?! — Антон схватился за щеку. Потер, успокаиваясь. — Спасибо.
Развернулся и пошел.
— Ты куда?
— Искать то, за чем пришли.
Мы с Васей ринулись следом.
В следующем акте нам показали очень давние времена, когда на берегах Куяльницкого лимана добывали соль, а грязелечебницы и в планах не было. Небольшие лодки с высокими бортами и завернутыми в фасолевый стручок носами стояли у пристани. На них грузились мешки. Люди говорили на знакомом языке, странно коверкая слова и добавляя тягучих звуков.