Но фокусник всхлипывал и вытирал нос волшебным платком.
- Четыре рубля сбору... помещение - восемь рублей... во-о-осемь... воо-оо-о...
Какая-то баба всхлипнула.
- Да полно тебе, о господи! Душу выворотил, - кричали кругом.
В дверь просунулась голова в клеенчатом капюшоне:
- Эт-то что? Расходись по домам!
Все и без того встали. Вышли. Захлопали по лужам. Молчали, вздыхали.
- А что я вам, братцы, скажу! - вдруг ясно и звонко сказал один из пьяных.
Все даже приостановились.
- А что я вам скажу! Ведь подлец народ нонече пошел. Он с тебя деньги сдерет и тебе же душу выворотит. А?
- Вздуть! - ухнул кто-то во мгле.
- Именно, что вздуть. Айда! Кто со мной? Раз, два, три! Ну, марш... Безо всякой совести народ... Я тоже деньги платил некраденые... Ну, мы уж те покажем! Жжива...
Взамен политики
Сели обедать.
Глава семьи, отставной капитан с обвисшими, словно мокрыми, усами и круглыми удивленными глазами, озирался по сторонам с таким видом, точно его только что вытащили из воды и он еще не может прийти в себя. Впрочем, это был его обычный вид, и никто из семьи не смущался этим.
Посмотрев с немым изумлением на жену, на дочь, на жильца, нанимавшего у них комнату с обедом и керосином, заткнул салфетку за воротник и спросил:
- А где же Петька?
- Бог их знает, где они валандаются, - отвечала жена. - В гимназию палкой не выгонишь, а домой калачом не заманишь. Балует где-нибудь с мальчишками.
Жилец усмехнулся и вставил слово:
- Верно, все политика. Разные там митинги. Куда взрослые, туда и они.
- Э, нет, миленький мой, - выпучил глаза капитан. - С этим делом, слава богу, покончено. Никаких разговоров, никакой трескотни. Кончено-с. Теперь нужно делом заниматься, а не языком трепать. Конечно, я теперь в отставке, но и я не сижу без дела. Вот придумаю какое-нибудь изобретение, возьму патент и продам, к стыду России, куда-нибудь за границу.
- А что же вы изволите изобретать?
- Да еще наверное не знаю. Что-нибудь да изо-брету. Господи, да мало ли еще вещей не изобретено! Ну, например, скажем, - изобрету такую какую-нибудь машинку, чтобы каждое утро, в положенный час, аккуратно меня будила. Покрутил с вечера ручку, а уж она сама и разбудит. А?
- Папочка, - сказала дочь, - да ведь это просто будильник.
Капитан удивился и замолчал.
- Да, вы, действительно, правы, - тактично заметил жилец. - От политики у нас у всех в голове трезвон шел. Теперь чувствуешь, как мысль отдыхает.
В комнату влетел краснощекий третьеклассник-гимназист, чмокнул на ходу щеку матери и громко закричал:
- Скажите: отчего гимн-азия, а не гимн-африка?
- Господи помилуй! С ума сошел! Где тебя носит? Чего к обеду опаздываешь? Вон и суп холодный.
- Не хочу супу. Отчего не гимн-африка?
- Ну давай тарелку: я тебе котлету положу.
- Отчего кот-лета, а не кошка-зима? - деловито спросил гимназист и подал тарелку.
- Его, верно, сегодня выпороли, - догадался отец.
- Отчего вы-пороли, а не мы-пороли? - запихивая в рот кусок хлеба, бормотал гимназист.
- Нет, видели вы дурака? - возмущался удивленный капитан.
- Отчего бело-курый, а не черно-петухатый? - спросил гимназист, протягивая тарелку за второй порцией.
- Что-о? Хоть бы отца с матерью постыдился!..
- Петя, постой, Петя! - крикнула вдруг сестра. - Скажи, отчего говорят д-верь, а не говорят д- сомневайся? А?
Гимназист на минуту задумался и, вскинув на сестру глаза, ответил:
- А отчего пан-талоны, а не хам-купоны!
Жилец захихикал.
- Хам-купоны... А вы не находите, Иван Степаныч, что это занятно? Хам-купоны!..
Но капитан совсем растерялся.
- Сонечка! - жалобно сказал он жене. - Выгони этого... Петьку из-за стола! Прошу тебя, ради меня.
- Да что ты, сам не можешь, что ли? Петя, слышишь? Папочка тебе приказывает выйти из-за стола. Марш к себе в комнату! Сладкого не получишь!
Гимназист надулся.
- Я ничего худого не делаю... у нас весь класс так говорит... Что ж, я один за всех отдувайся!..
- Ничего, ничего! Сказано - иди вон. Не умеешь себя вести за столом, так и сиди у себя!
Гимназист встал, обдернул курточку и, втянув голову в плечи, пошел к двери.
Встретив горничную с блюдом миндального киселя, всхлипнул и, глотая слезы, проговорил:
- Это подло так относиться к родственникам... Я не виноват... Отчего вино-ват, а не пиво-ват?!
Несколько минут все молчали. Затем дочь сказала:
- Я могу сказать, отчего я вино-вата, а не пиво-хлопок.
- Ах, да уж перестань хоть ты-то! - замахала на нее мать. - Слава богу, не маленькая...
Капитан молчал, двигал бровями, удивлялся и что-то шептал.
- Ха-ха! Это замечательно, - ликовал жилец. - А я тоже придумал: отчего живу-зем, а не помер-зем. А? Это, понимаете, по-французски. Живузем. Значит 'я вас люблю'. Я немножко знаю языки, то есть сколько каждому светскому человеку полагается. Конечно, я не специалист-лингвист...
- Ха-ха-ха! - заливалась дочка. - А почему Дуб-ровин, а не осина-одинакова?..
Мать вдруг задумалась. Лицо у нее стало напряженное и внимательное, словно она к чему-то прислушивалась:
- Постой, Сашенька! Постой минутку. Как это... Вот опять забыла...
Она смотрела на потолок и моргала глазами.
- Ах, да! Почему сатана... нет - почему дьявол... нет, не так!..
Капитан уставился на нее в ужасе.
- Чего ты лаешься?
- Постой! Постой! Не перебивай. Да! Почему говорят чертить, а не дьяволить?
- Ох, мама! Мама! Ха-ха-ха! А отчего 'па-поч-ка', а не...
- Пошла вон, Александра! Молчать! - крикнул капитан и выскочил из-за стола.
Жильцу долго не спалось. Он ворочался и все придумывал, что он завтра спросит. Барышня вечером прислала ему с горничной две записки. Одну в девять часов: 'Отчего обни-мать, а не обни-отец?' Другую - в одиннадцать: 'Отчего руб-ашка, а не девяносто девять копеек-ашка?'
На обе он ответил в подходящем тоне и теперь мучился, придумывая, чем бы угостить барышню завтра.
- Отчего... отчего... - шептал он в полудремоте.
Вдруг кто-то тихо постучал в дверь.
Никто не ответил, но стук повторился.
Жилец встал, закутался в одеяло.
- Ай-ай! Что за шалости! - тихо смеялся он, отпирая двери, и вдруг отскочил назад.
