неполным, если хотя бы бегло не коснуться других сторон его характера. Уже упомянутый Лион Фейхтвангер, под впечатлением встреч с вождем в 1937 году, пишет: «... Сталин, в противоположность другим стоящим у власти лицам, исключительно скромен. Он не присвоил себе никакого громкого титула и называет себя просто Секретарем Центрального Комитета. В общественных местах он показывается только тогда, когда это крайне необходимо; так, например, он не присутствовал на большой демонстрации, которую проводила Москва на Красной площади, памятуя принятие Конституции, которую народ назвал его именем. Очень немногое из его личной жизни становится известным общественности».
Писатель приводит услышанные в Москве рассказы, рисующие, «как близко он принимает к сердцу судьбу каждого отдельного человека, например, он послал в Центральную Азию аэроплан с лекарствами, чтобы спасти умирающего ребенка, которого иначе не удалось бы спасти, или как он буквально насильно заставил одного чересчур скромного писателя, не заботящегося о себе, переехать в приличную, просторную квартиру... О частной жизни Сталина, о его семье, привычках ничего точно не известно...
Когда его приветствуют в публичных местах, он всегда стремится подчеркнуть, что это приветствие относится исключительно к проводимой им политике, а не лично к нему. Когда, например, съезд постановил принять предложенную и окончательно отредактированную Сталиным Конституцию и устроил ему бурную овацию, он аплодировал вместе со всеми, чтобы показать, что он принимает эту овацию не как признательность ему, а как признательность его политике».
Действительно, личная жизнь вождя не афишировалась. Ее наблюдали лишь немногие, но некоторые свидетельства сохранились. После самоубийства жены Сталин сменил квартиру. Он поселился в бельэтаже здания Сената. Домой он приходил только обедать в шесть-семь часов вечера, а затем уезжал на ближнюю дачу в Кунцево. Уходя поздно ночью, он заходил поцеловать спящую дочь. Во время обеда он расспрашивал детей об учебе, потом иногда смотрел тетради и проверял оценки.
Кремлевская квартира выходила окнами на Арсенал. В центре столовой размещался стол на двенадцать персон, накрытый белоснежной скатертью. Слева вдоль стены стоял старинный резной большой буфет с наборами посуды. Прямо напротив дверей, между окнами была расположена тахта, а справа от нее, у стены, книжный шкаф и дверь в другие комнаты.
К его приходу накрывали стол, но даже при большом количестве гостей застолье проходило без официантов. Обслуживающая его женщина только приносила еду. Первые блюда стояли на отдельном столике, рядом тарелки. Он подходил, снимал крышку и словно для себя комментировал: «Здесь харчо... А тут уха... Здесь щи... Нальем щей». Наполнив тарелку, он осторожно нес ее к столу. Этот ритуал самообслуживания повторяли гости. Пили за столом умеренно. Сам Сталин выпивал рюмку-две кавказского вина.
Молодой генерал Генштаба С.М. Штеменко вспоминал, что, обратив внимание на запотевший графин, из которого Сталин доливал содержимое в бокал с сухим вином, он решил, что там водка и, во время отсутствия хозяина, наполнил свою рюмку. Вернувшийся в этот момент Сталин заметил эту хитрость, и когда после очередного тоста генерал выпил, он наклонился к Штеменко и тихонько с явной иронией спросил: «Ну, как, – крепкая?». Генерал смутился – в рюмке оказалась ледяная вода.
Обед заканчивался традиционным чаем; воду наливали из самовара. Разговор за столом обычно был сугубо деловым либо затрагивал различные темы от политических и международных до литературных и театральных. Ночевать Сталин неизменно уезжал на Ближнюю дачу. Его черный американский «Паккард» с бронированным кузовом и пуленепробиваемыми стеклами сопровождали две машины с охраной.
Двухэтажный дом дачи (второй этаж возвели в 1948 году) располагался в лесу близ селения Кунцево. Дача была окружена забором из досок, без колючей проволоки. Главный дом находился справа от ворот, и к нему вела асфальтированная дорога, а на крыше, до сооружения второго этажа, располагался солярий. Сталин не любил входить в дом через парадные двери. Там порой без необходимости толпились люди, и поэтому машина подвозила его вплотную к небольшой задней двери.
Сразу за парадным входом начиналась облицованная светлым дубом прихожая. Прямо был вход в большой зал с длинным столом, а справа – дверь, ведущая в кабинет. Второй этаж, предназначавшийся для гостей, практически был нежилым. Обстановка в доме была по-спартански простой: «книги и несколько портретов, мебель простая, самая необходимая.
«Единственный комфорт, – отмечала в дневнике летом 1935 года М. Сванидзе, – это диваны, их всегда у него по несколько в каждой комнате, разных форм, а иногда и цветов». Пожалуй, еще предметами «роскоши» был камин в углу центральной комнаты, – Сталин «всегда любил зимний огонь». Позже в комнате появился расстеленный во весь зал персидский ковер ручной работы.
Сам хозяин свободное время проводил в большой комнате, а иногда работал в кабинете. Рабочий кабинет Сталина представлял собой двадцатиметровый зал с массивным овальным столом хозяина и придвинутым к нему перпендикулярно прямоугольным столом. У стены стоял диван и четыре стула с высокими спинками.
Но по существу он жил в одной центральной комнате, которая служила ему всем. На диване он спал (ему стелили там постель). Рядом у стены был столик с телефонами, а на обеденном столе он размещал газеты и книги; здесь же, на краю, ему накрывали ужин-обед. У противоположной окнам стены стоял буфет с посудой и медикаментами в одном из отделений. Телефона было три: черный – обыкновенный, белый – вертушка и цвета слоновой кости – высокочастотный.
Слева от гостиной овальный зал заседаний с большим количеством двустворчатых окон и тяжелыми гардинами. Дверь рядом со входом в зал заседаний вела в квадратную спальню с двумя окнами. Белые «учережденческие» шторы. Слева от входа высокая кровать с деревянными спинками, застеленная покрывалом, с подушками, накрытыми крахмальной накидкой. Против кровати платяной, а чуть дальше, у этой же стены, книжные шкафы. Перед окнами покрытый черным лаком рояль, который, как говорили, прежде принадлежал А.А. Жданову.
По периметру дом окружали три террасы, одна из них была застекленной. Зимой, накрывшись пледом, Сталин иногда спал на террасе. В последние годы жизни он облюбовал маленькую западную терраску. Она выходила прямо в сад с цветущими вишнями и сюда падали последние лучи заходящего солнца.
Сад вокруг дома был его развлечением. Правда, землю он не копал, но иногда подстригал кусты и деревья. В саду – бывшем культивированном лесу – росли яблони и вишни. В пору цветения он любил прогуливаться среди деревьев или наблюдать период созревания плодов. На территории сада и в лесу со скошенной травой, окружавшем дом, в разных местах были сооружены беседки с навесами и без них, а то и просто деревянный настил со столиком, плетеной лежанкой или шезлонгом. Летом свободное время он проводил в парке. Сюда ему приносили «бумаги, газеты и чай». В отдалении от дома располагалась кухня и небольшая баня с «каменкой», где в примыкавшей к ней комнате поместили бильярдный стол.
Конечно, Сталин недостаточно уделял внимания детям. На это у него просто не было времени. Очевидно, что большую часть любви он отдавал дочери. Он был нежен с ней, баловал, любил играть и называл Сетанкой, как она произносила в раннем детстве свое имя. С дочерью у него сложилась игра, в которой он называл ее «хозяйкой», а себя «Секретаришка Сетанки-хозяйки бедняк И. Сталин».
Девчушка охотно включилась в эту игру и писала отцу печатными буквами «приказы»: «21 октября 1934 г. Тов. И.В. Сталину секретарю № 1. Приказ № 4. Приказываю тебе взять меня с собой. Подпись Сетанка-хозяйка. Печать». Или: «Приказываю тебе позволить мне пойти в кино, а ты закажи фильм «Чапаев» и какую-нибудь американскую комедию» – 28 октября 1934 года». Он подписывался под «приказами»: «Слушаюсь», «Покоряюсь», «Согласен» или «Будет исполнено. И. Сталин».
Он тоже пишет ровными печатными буквами в одном из писем шестилетней дочери, отдыхавшей на юге: «Сетанке-хозяйке. Ты, наверное, забыла папку. Потому-то и не пишешь ему. Как твое здоровье? Не хвораешь ли? Как проводишь время? Лельку не встречала? (Лелька – тоже выдуманная идеально- послушная девочка из игры, которую Сталин ставил дочери в пример. – К. Р.) Куклы живы? Я думал, что скоро пришлешь приказ, а приказа нет как нет. Нехорошо. Ты обижаешь папку. Ну, целую. Жду твоего письма. Папка».
Внучка Горького М. Пешкова вспоминала, что впервые увидела дочь Сталина в 1934 году на даче своего деда в Горках. Ее привез туда Сталин. Девочки были ровесницами и их хотели подружить, и вскоре М. Пешкову отвезли в гости на сталинскую дачу в Зубалово.
«Первое впечатление, – вспоминала она, – встречает меня няня Светланы, ведет наверх, в комнате девочка сидит и ножницами режет что-то черное. «Что это?» – спрашиваю. – «Мамино платье. С бисером.
