Все говорило о том, что высшие эшелоны партии ожидала серьезная перетряска. План, задуманный Сталиным, предусматривал коренную реорганизацию структуры партаппарата, с максимальным использованием работников не с «прошлыми заслугами», а имевших высшее образование. Однако этот своеобразный «административный переворот» совершенно не имел целью осуществление жестких мер.
И то, что впоследствии многие участники «съезда победителей» оказались в числе расстрелянных, случилось не по воле Сталина. Все произошло почти закономерно. В стране началась смена правящего слоя. Она была вызвана общественной необходимостью, но «старые кадры», люди с низким образованием, достаточно активные и уже вкусившие сладость власти, не хотели терять приобретенные блага. Стремясь удержаться на поверхности, чтобы сохранить свое положение, они упорно использовали в практике единственный доступный им аргумент своей полезности – крайний революционный радикализм.
Именно эти люди стали организаторами репрессий. Подчеркиваемая «революционность», а точнее, ярко выраженная агрессивность и привела значительное количество самих делегатов «съезда победителей» в расстрельные подвалы.
Съезд утвердил 2-й пятилетний план развития народного хозяйства на 1933-1937 годы. Это являлось признанием правильности политики Сталина; поэтому восхваления в его адрес звучали во всех выступлениях. Оппозиция не могла не отреагировать на общую закономерность; многоголосо и почти упоенно она тоже славила вождя. Особенно ярко эта тенденция проявилась в очередных покаянных речах Рыкова, Томского, Каменева, Зиновьева, Радека, Преображенского, Ломинадзе.
Бухарин назвал Сталина «наилучшим выразителем и вдохновителем партийной линии». Он отметил, что тот «был целиком прав, когда разгромил... целый ряд теоретических предпосылок правого уклона...». Бухарин с пафосом восклицал: «Предпосылкой победы нашей партии явилась выработка Центральным комитетом и товарищем Сталиным замечательно правильной линии».
Все звучало искренне, но в этом было что-то плебейское. Такое хамелеонство свидетельствовало о том, что противостояние оппозиции Сталину было не борьбой идей. Оно являлось лишь очевидной попыткой перехватить власть, и когда она не удалась – фронда раскаялась. Правда, как станет ясно позже, только на словах.
Принося покаяние, оппозиционеры делали упор на самокритику. «Группировка...– клеймил своих сподвижников Бухарин, – к которой я принадлежал... неминуемо становилась центром притяжения всех сил, которые боролись с социалистическим наступлением, т. е. в первую очередь наиболее угрожаемых со стороны социалистического наступления
Бухарин свою критику почти адресовал в будущее – «перестройщикам»: «
Заявление Каменева звучало еще более эмоционально: «Следует помнить, что та эпоха, в которой мы живем, в которую проходит этот съезд, есть новая эпоха в истории мирового коммунистического движения, что она войдет в историю – это несомненно – как эпоха Сталина, так же как предшествующая эпоха вошла в историю под именем эпохи Ленина... Я хочу сказать с этой трибуны, что считаю Каменева, который с 1925 по 1933 год боролся с партией и ее руководством, политическим трупом, что я хочу идти вперед, не таща за собой по библейскому (простите) выражению эту старую шкуру».
Выступая с трибуны, Томский провозглашал: «Товарищ Сталин был самым последовательным, самым ярким учеником Ленина... наиболее далеко видел, наиболее неуклонно вел партию по правильному ленинскому пути...»
То был парад людей, судорожно цеплявшихся за возможность вернуть утерянные привилегии, удержаться на плаву. Сталина превозносили все. Но больше всех выступающих упомянул имя вождя будущий «развенчатель» культа – Хрущев. Прирожденный подхалим и большой негодяй упомянул Сталина более 20 раз! Восхвалений в адрес Сталина не допустили только два человека: сам Сталин и председатель мандатной комиссии Ежов.
Однако Сталин не принадлежал к людям, склонным примитивно покупаться на подхалимское выражение преданности ему. Слова для него не играли роли; тем более услужливая лесть. Впрочем, уже само то, что подчеркнутое подобострастие не спасло партийных вельмож от сокрушения волной «большой чистки», свидетельствует о том, что вождь верил не словам, а делам, не декларациям, а поступкам.
Парадокс ситуации в ином. Отдавая должное Сталину «как фельдмаршалу пролетарских сил, лучшему из лучших», – оппозиция не лгала. Она не лгала и тогда, когда признавала громадность успехов страны. Жизнь подтвердила правильность сталинской линии, и это было неоспоримо. Оппозиционеры проиграли; и им не оставалось ничего другого, как, «скрепя сердце и спрятав кулаки в карманы», сделать вид, что они больше не враги. Однако покаяния и клятвы о прекращении борьбы были лицемерием. За кулисами они строили совершенно иные планы; продолжали подготовку к совсем другому спектаклю.
Закончившийся 10 февраля 1934 года съезд прошел в атмосфере торжества и аплодисментов; и хотя на нем значительно обновились состав ЦК и секретариат, в Политбюро изменений не произошло. В него вошли те же, кто был избран в декабре 1930 года: Андреев, Ворошилов, Каганович, Калинин, Киров, Косиор, Куйбышев, Молотов, Орджоникидзе, Сталин. Как и прежде, Сталин был избран в секретариат, но уже теперь без титула «генеральный».
Он устранил ту формальную зацепку, за которую так старательно хваталась оппозиция. Однако это не ослабило его фактического положения. Наоборот, оно укрепилось. Руководящая группа неформального узкого руководства в составе: Сталин, Молотов, Каганович, Ворошилов, Орджоникидзе – пополнилась «новичком» Ждановым, ставшим, как и Киров, секретарем ЦК.
С.М. Кирову поручили заниматься организационной работой партии и массовых организаций. Яркий оратор, еще накануне съезда на ленинградской партконференции в январе 1934 года Киров громогласно заявил: «Личность такого масштаба, как Сталин, – трудно постижима. За прошедшие годы не было никого, кто так отдавал бы себя всего работе, – ни одного начинания, ни одного призыва, ни одной директивы в нашей политике, автором которой не был бы товарищ Сталин».
Нет, Киров не относился к «придворным» подхалимам. Он принадлежал к убежденным сторонникам Сталина. Выступая на съезде, под аплодисменты зала, он предложил в качестве резолюции съезда: «Принять к исполнению как партийный закон все положения и выводы отчетного доклада товарища Сталина... Успехи действительно у нас громадные. Черт знает, если по-человечески сказать, так хочется жить и жить, на самом деле, посмотрите, что делается. Это же факт!».
Уже на XVII съезде партии Сталин высказал мысль о возможности использования в советских условиях парламентаризма и буржуазной демократии. Конечно, он не собирался копировать капиталистический вариант политической организации общества. Он имел в виду их позитивную значимость применительно к социалистическим отношениям. Видимо, именно в это время в его сознании стала формироваться идея конституционной реформы и демократизации общественных отношений в СССР.
Такой замысел являлся естественным продолжением намерений Сталина по строительству социалистического общества. Индустриализация и коллективизация образовали тот фундамент, на котором он предполагал обеспечить формирование новых общественных отношений, основанных на гражданских свободах, равенстве прав и обязанностей населения страны, целостности и неприкосновенности территории государства.
Спустя ровно месяц со дня закрытия съезда, 10 марта 1934 года, в кремлевском кабинете вождя собрались Молотов, Ворошилов, Литвинов, Орджоникидзе, Куйбышев, Жданов и Ягода. На совещании присутствовали председатель ВЦИК Калинин и его заместитель Енукидзе. В числе прочих обсуждался вопрос об изменениях в Конституции. Правда, в реализации этой идеи наступила пауза, связанная с внешнеполитическими шагами руководства страны и только в начале января следующего года Сталин вернулся к этой мысли.
Однако это не стало потерей времени. Уже начиная с первой половины года он предпринял прослеживаемую цепь действий. Они были продиктованы заботой об интересах и защите государства. Сталин произвел важную реорганизацию правоохранительной системы и органов безопасности применительно к условиям задумываемой им конституционной демократической реформы.
