секторе поля, в излучине реки Москвы. Небо хмурилось, и спортсмены с настороженностью поглядывали на низкие облака, которые могли сорвать праздник.
Но еще чаще все напряженно смотрели в сторону ворот, выходящих на Волоколамское шоссе. Вскоре там в отдалении, переваливаясь на неровностях, показались черные автомашины: одна, другая, третья... Первыми из них вышли Сталин, Ворошилов и секретарь комсомольцев Косарев. За ними потянулись военные и штатские люди. Сталин был в сером коверкотовом однобортном пальто-макинтоше, такого же цвета фуражке и мягких шевровых сапогах. Подойдя к собравшимся и поздоровавшись, члены правительства вступили в оживленную беседу.
Праздник открыли планеристы. Затем взлетевший на учебном самолете «У-2» летчик Алексеев продемонстрировал шутливый номер: «первый самостоятельный вылет ученика на самолете». Все смеялись и аплодировали. Его акробатическое выступление должно было завершиться выполнением фигуры штопор с посадкой при выходе из последнего витка.
Этот прием был тщательно отработан но, стремившийся показать действительно «высший пилотаж» Алексеев увлекся. Он решил опуститься ближе к земле, и на глазах у собравшихся, не выходя из штопора, самолет скрылся за крутым берегом реки. Взлетевший вверх фонтан брызг свидетельствовал о том, что машина врезалась в воду и летчик погиб. К месту происшествия помчались автомобили. Собравшиеся пребывали в тягостном молчании, взволнованно переживая случившееся.
Все так же молча встретили быстро вернувшуюся на большой скорости санитарную машину. Она резко затормозила, и ко всеобщему изумлению, в отрывшейся двери появился мокрый, крайне сконфуженный, но живой и невредимый пилот. Подойдя к Ворошилову, он отрапортовал: «Товарищ народный комиссар! Летчик Алексеев потерпел аварию». Лихач объяснил, что в последнюю минуту при выходе из штопора у него сорвалась с педали нога. Все радостно оживились, а Сталин, подойдя к мокрому неудачнику, пожал руку и обнял его.
Праздник продолжился. В его завершение, выстроившись на высоте 150 метров в одну линию, учебные самолеты подошли к границе аэродрома и, «дав полный газ», стали обгонять друг друга. Впереди оказалась «Ут-2». Когда Сталин спросил, чья это машина, Ворошилов представил ему 29-летнего конструктора Александра Яковлева. После приземления пилотов вождь осмотрел понравившийся ему самолет. Он был удивлен, когда на его вопрос, на каком заводе строили машину, конструктор сообщил, что его коллектив работал в кроватной мастерской.
Организаторы попросили членов правительства сфотографироваться с участниками праздника. Фотографы и кинооператоры искали удобный ракурс. Авиаконструктор А.С. Яковлев вспоминал, что, замешкавшись, он подошел, когда большая группа уже укомплектовалась. Заметив растерянность молодого конструктора, Сталин поманил его пальцем. Предложив сесть рядом, вождь покровительственно положил руку на плечо... будущего генерал-полковника авиации.
В это переменчивое лето очевидным выражением доброй воли Сталина как государственного деятеля, стремившегося объединить весь народ, стало постановление Политбюро от 26 июля «О снятии судимости с колхозников». Практически началась реабилитация людей, репрессированных по закону от 7 августа 1932 года.
ЦИК и СНК СССР предписывали: «снять судимость с колхозников, осужденных к лишению свободы на сроки свыше 5 лет либо к иным, более мягким мерам наказания и отбывшим данные им наказания или досрочно освобожденных до издания настоящего постановления, если они в настоящее время добросовестно и честно работают в колхозах, хотя бы в момент совершения преступления были единоличники».
Фактически это решение стало амнистией всех, кто в той или иной форме сопротивлялся коллективизации. За семь последующих месяцев к 1 марта 1936 года судимость сняли с 768 989 человек. Это освобождало их от поражения в правах, лишавших возможности на протяжении 5 лет участвовать в выборах. Таким образом, события, начавшиеся с выстрелов в Смольном, не вызвали нагнетания атмосферы борьбы; наоборот, Сталин продолжил демократизацию общественных отношений.
Однако, проявив гуманную мудрость и очевидное государственное милосердие в отношении к осужденным крестьянам, Сталин выполнил и обещание, высказанное в беседе с французским беллетристом. Дело экзальтированных кремлевских «Шарлотт», собравшихся под теплое крыло любвеобильного ловеласа Енукидзе, уличенных в террористических планах, следовало довести до логического конца.
Начавшийся 10 июля процесс по осуждению «мелкой шушеры», разоблаченной Ягодой в Кремле, завершился 27 июля. Из арестованных по «кремлевскому делу» – подстрекательству к совершению теракта против Сталина – Военная коллегия Верховного суда под председательством армвоенюриста латыша Ульриха судила 30 человек. Коллегия установила существование четырех террористических групп, в том числе одной троцкистской.
На процессе 14 подсудимых признали себя виновными, десять признались, что слышали антисоветские высказывания. Шесть человек признали себя виновными в «террористических намерениях». Из числа осужденных двое: секретарь коменданта Кремля Синелюбов и начальник разведывательного управления Чернявский – были приговорены к расстрелу. Лев Каменев был осужден на 10 лет, к пяти годам осудили старшего сына Троцкого Сергея Седова. Остальные получили разные сроки заключения и ссылки со значительным смягчением возможного наказания.
В дни суда над «кремлевцами» Сталин занимался проблемами, далекими от личной безопасности. Они были связаны с военными провокациями Японии, происходившими в течение июня – июля на советско- маньчжурской границе. Он сосредоточил свое внимание на пограничных вопросах. Речь шла не только о безопасности границ на востоке страны, но и о престиже государства.
Накануне окончания этого закрытого процесса, 25 июля в Москве начал свою работу VII Конгресс Коминтерна. В резолюции Конгресса указывалась мысль, высказанная Сталиным Р. Роллану: «Исходить при решении всех вопросов из условий особенностей каждой страны и избегать, как правило, непосредственного вмешательства во внутриорганизационные дела коммунистических партий». Слова вождя не расходились с делами.
Нет, в те годы энтузиазм масс был направлен не на поиски врагов. В начале осени передовицы советских газет заполнили сообщения о том, что, работая в ночь с 30-31 августа, забойщик шахты «Центральная-Ирмино» Алексей Стаханов превысил норму выработки в 14 раз. Этот рекорд послужил началом широко развернувшегося в стране стахановского движения.
Но важен был не сам рекорд. Промышленность брала курс на создание системы труда, позже названной А.К. Гастевым «научной». Менялись не только приемы, но и способы, методы самой работы – ее организации. В ноябре ткачихи Е. и М. Виноградовы перешли на обслуживание 216 автоматов, положив начало движению многостаночников.
И главное значение массового движения, названного стахановским, заключалось даже не в повышении производительности, а в том, что труд из обременительной обязанности по добыванию средств к существованию превращался в дело чести, доблести и геройства. В буднях великих строек народ обретал новые стимулы. Приобщение людей к творчеству, энтузиазму меняло сам смысл человеческого существования, возвышая его до осознания общественной полезности.
Теперь, когда и с востока, и с запада уже повеяло порохом войны, признание общественной полезности Сталин решил придать армии. 23 сентября «Правда» опубликовала постановление ЦК и Совнаркома «О вводе персональных военных званий начальствующего состава РККА и об утверждении положения о прохождении службы командным и начальствующим составом». Накануне Штаб РККА переименовали в Генеральный штаб.
Начав планомерное и последовательное оснащение армии современной техникой, танками, самолетами, он не забыл о психологической стороне дела. Несомненно, он знал о брожении в среде военных и понимал, что за подковерной возней командиров в действительности стоят не идейные противоречия с руководством страны, а неудовлетворенные амбиции. Но у него не было намерения «воевать» с армией и, как тонкий психолог, он сделал неожиданный и блестящий ход. Сталин решил удовлетворить тщеславие военных кардинальным и эффектным средством – он реформировал армейскую иерархию.
Новая система давала уверенность профессиональным военным в возможности продвижения по
