периода нэпа, заменяла законность правового государства. Это выразилось, в частности, в том, что 17 июня Политбюро утвердило постановление «О порядке производства арестов». В нем устанавливалось, что по всем делам без исключения
Для ареста членов ЦИК СССР и союзных республик, руководящих работников наркоматов, директоров заводов и совхозов, а также простых инженеров, агрономов, врачей, профессуры, руководителей учебных заведений и научно-исследовательских институтов требовалась не только санкция прокурора, но и согласие соответствующего наркома. Несомненно, что эта мера была направлена на ограничение полномочий НКВД.
Тема «законности» всплыла и в разговоре Сталина с приехавшим в Москву Роменом Ролланом. Известного французского писателя и его жену он принял 28 июня. Разговор начал гость. Подчеркнув, что он является другом СССР, Ромен Роллан, как убежденный либерал, поднял тему, волновавшую французские литературные круги. О ссылке в Оренбург на три года пишущего на французском языке троцкиста Виктора Сержа. Напомним, что это именно тот Серж, который вел антисталинскую пропаганду на пригородных кладбищах.
Роллан указал: «На мой взгляд, политика СССР недостаточно заботится о том, чтобы приводить своим иностранным друзьям мотивы некоторых своих действий. «...» Вы были правы, энергично подавляя сообщников заговора, жертвой которого явился Киров. Но покарав заговорщиков, сообщите европейской публике и миру об убийственной вине осуждённых».
Сталин слушал молча, не перебивая и не останавливая литератора. Затрагивая тему войны, Р. Роллан отмечал, что у друзей СССР за рубежом «социалистическое и коммунистическое сознание смущено
И ответы на вопросы, волновавшие писателя, Сталин начал с наиболее важного, с темы войны. Он обратил внимание на то, что соглашение о взаимной помощи с Францией было заключено при условиях наличия в Европе системы фашистских и буржуазно-демократических государств. Советское правительство, говорил Сталин, не могло оставаться в этих условиях нейтральным, ибо это значило - «облегчить возможность для фашистов одержать победу, а победа фашистов является угрозой для дела мира, угрозой для СССР, а следовательно, угрозой для мирового рабочего класса.
...СССР заинтересован... чтобы Франция была хорошо вооружена против возможного нападения фашистских государств, против агрессоров. Вмешиваясь таким образом, мы как бы кладем на чашу весов борьбы между фашизмом и антифашизмом... добавочную гирьку, которая перевешивает чашу весов в пользу антифашизма и неагрессии».
Сталин пояснял вещи, являвшиеся для него очевидными, но их явно не понимал писатель- интеллигент. «Вы говорили, – отметил Сталин, – что мы должны вести за собой наших друзей в Западной Европе. Должен сказать, что мы опасаемся ставить себе такую задачу. Мы не беремся их вести, потому что трудно давать направление людям, живущим в совершенно другой среде, в совершенно иной обстановке.
Каждая страна имеет свою конкретную обстановку, свои конкретные условия, и руководить этими людьми из Москвы было бы с нашей стороны слишком смело. Мы ограничиваемся поэтому самыми общими советами. В противном случае мы взяли бы на себя ответственность, с которой не могли бы справиться. Мы на себе испытали, что значит, когда руководят иностранцы, да еще издали».
Речь шла о германских лидерах Интернационала, и Сталин подчеркнул: «Нужно, чтобы рабочий класс каждой страны имел своих собственных коммунистических руководителей. Без этого руководство невозможно».
Это рассуждение не было голословной декларацией, предназначенной для успокоения социально- либеральных взглядов французского писателя. Еще в начале 1935 года появился документ «Указание Политбюро ЦК ВКП(б) о работе делегации ВКП(б) в К. И.», регламентирующий взаимоотношения с Коминтерном.
В нем требовалось: «Используя огромный опыт работы ВКП(б) и популяризируя его среди компартий, необходимо, однако, избегать механического перенесения методов работы ВКП(б) на компартии капиталистических стран, работающих
Нет, он не делал голословных заявлений. Все сказанное им было глубоко продуманным и взвешенным. Говоря о внутренних политических проблемах, Сталин откровенно разъяснял Ромену Роллану: «Вы спрашиваете – почему мы не делаем публичного судопроизводства над преступниками-террористами. Возьмем, например, дело убийства Кирова. Может быть, мы тут действительно руководствовались чувством вспыхнувшей в нас ненависти к террористам-преступникам. Киров был прекрасный человек. Убийцы совершили величайшее преступление. Это обстоятельство не могло не повлиять на нас. Сто человек, которых мы расстреляли,
Это было более чем откровенным комментарием. И историкам не было необходимости хитроумно выдумывать мотивы, которыми руководствовался вождь в своих действиях. Сталин продолжал: «Нам было известно, что после злодейского убийства Кирова преступники-террористы намеревались осуществить свои злодейские планы и в отношении других лидеров. Чтобы предупредить это злодеяние, мы взяли на себя неприятную обязанность расстрелять этих господ. Такова логика власти. Власть в подобных условиях должна быть сильной, крепкой и бесстрашной. В противном случае
В ответах Ромену Родлану Сталин коснулся и «кремлевского дела». Он сказал: «Вот, например, недавно у нас в Кремле мы обнаружили террористические элементы. У нас есть правительственная библиотека, и там имеются женщины-библиотекарши, которые ходят на квартиры наших ответственных товарищей в Кремле, чтобы содержать в порядке их библиотеки.
Оказывается, кое-кого из этих библиотекарш завербовали наши враги для совершения террора. Надо сказать, что эти библиотекарши по большей части представляют из себя остатки когда-то господствующих, ныне разгромленных классов - буржуазии и помещиков. И что же? Мы обнаружили, что эти женщины ходили с ядом, имея намерение отравить некоторых наших товарищей. Конечно, мы их арестовали, расстреливать их мы не собираемся, мы их
Обратим внимание, что эти комментарии были сделаны не для печати. Стенограмма записи беседы Сталина с писателем более семидесяти лет пролежала в архиве под грифом «Совершенно секретно». Она опубликована недавно. И уже это позволяет сказать, что не чувство подозрительности двигало поступками Сталина, как это утверждали «историки». Он просто не мог, не имел права не отреагировать на замыслы и преступные действия скрытых и явных врагов. По существу, он повторял известную истину: закон суров, но это закон.
Однако, отражая происки врагов и готовясь к возможной войне, он продолжал вглядываться в будущее. Он не забывал о мире и перспективах государства. 7 июля 1935 года СНК СССР принял постановление «О выдаче сельскохозяйственным артелям государственных актов на бессрочное (вечное) пользование землей». 10 июля СНК СССР и ЦК ВКП(б) приняли постановление «О генеральном плане реконструкции Москвы».
Жизнь шла своим чередом, и у множества советских людей преобладали интересы, далекие от сложных вопросов современности. Они строили заводы, растили хлеб, влюблялись и предавались творческим занятиям: в числе молодежных увлечений первенствовала авиация. Молодые стремились в небо, и их не смущало поэтическое преувеличение, что ими движет «вместо сердца - пламенный мотор».
В середине лета в столице состоялся показ достижений спортсменов Центрального аэроклуба. Конструкторы летчики, планеристы, парашютисты и авиамоделисты, собравшиеся 12 июля на подмосковном Тушинском аэродроме, толпились возле самолетов и планеров, расположившихся в западном
