всех друзей, наведываюсь в Комитет науки и высшего образования; заглядываю в музеи, в университет и монастырь Гандан. Благодарю всех за помощь. Прощаюсь и с венгерской партией бурильщиков. Они тоже приехали в Улан-Батор и рассказывают мне, что вскоре после нашего отъезда пошла вода из колодца, у которого мы останавливались. Если бы я подождал один день, то мог бы наполнить там свою флягу. Вот и прощальный ужин в одном из залов гостиницы «Алтай». Последние тосты, много хороших пожеланий; друзья провожают меня до дверей номера, где я прощаюсь с теми, кто утром не сможет прийти в аэропорт.
Утром из гостиницы «Алтай» отъезжает маленький караван машин. Бросаю последний взгляд на площадь Сухэ-Батора, на памятник герою, театр, Дом правительства и стоящего на перекрестке регулировщика уличного движения в белом мундире со смуглым лицом.
Самолет подают с похвальной точностью; около трапа в последний раз обнимаю Сухэ-Батора, к которому успел привязаться за месяц совместных странствий по стране. Прощаюсь и с остальными монгольскими друзьями. Дверца самолета захлопывается. Быстро проверяю, все ли вещи на месте, и сажусь у окошка. Фигурки моих друзей становятся совсем маленькими, потом исчезают.
В Иркутске провожу гораздо меньше времени, чем было предусмотрено. На вылетающем раньше ТУ- 104 есть еще несколько мест, и мне предлагают занять одно из них. Сколько мне пришлось переволноваться из-за этого позднее!
Лететь на ТУ-104 — не то что на обычных винтовых самолетах. Воздушный корабль набирает гораздо большую высоту, и полет его более плавный. С высоты восьмидесяти километров расстилающийся внизу ландшафт похож не на географическую карту, а скорее на глобус, виднеющийся сквозь облака. А ночью кажется, будто летишь среди звезд и Земля — лишь одна из них. Миловидная русская стюардесса подробно объясняет устройство ТУ-104, рассказывает, что в кухне имеется плита, но на ней не готовят, а только подогревают кушанья, приготовленные в ресторане аэродрома. Буфет, или бар, расположен между двумя пассажирскими салонами. В самолете ТУ-104 меньших размеров 52 места, а ТУ-104А берет 70 пассажиров.
От Иркутска до Москвы летим шесть часов с одной посадкой. Самолет движется со скоростью вращения земного шара. В три часа по местному времени мы заняли места в самолете, и время как бы останавливается: когда мы опустились, было все те же три часа по местному времени. Один из наших пилотов подробно объясняет мне, что будет, когда самолет станет летать с быстротой, превышающей скорость вращения Земли, и в направлении, противоположном ее вращению. В таком случае мы будем прилетать раньше, чем вылетели; это не укладывается в сознании. Но недурно бы прокатиться так с воскресенья на понедельник! Летя вокруг земного шара, когда-нибудь мы все же пересечем грань следующего дня, а значит, и на место вылета прибудем на другой день, разве только несколько раньше, чем вылетели. Не решаюсь спросить у моего новоиспеченного друга летчика, что будет, когда самолет полетит со скоростью, в два раза превышающей скорость вращения Земли. Прибываем в Москву; закомпостировав билет, без малейшего дурного предчувствия отправляюсь получать багаж. Но его нигде нет. Пожилой носильщик преисполнился ко мне сочувствием и пересмотрел все прибывшие чемоданы, а потом с дежурным по аэропорту обыскал самолет. Но багажа нигде не было. Нетрудно догадаться, что я испытывал. В чемоданах были не только результаты месячного труда, но и уникальные материалы: тибетские рукописи, деревянные гранки. Крепко сжимал я в руках портфель, стараясь утешить себя тем, что положил в него копии списка слов, собранных у даригангов. Уныло разгуливая по залу ожидания Внуковского аэропорта, я вдруг увидел Нину, стюардессу нашего самолета. Она собиралась ехать в город: служебное время истекло. Рассказал ей о постигшем меня несчастье. Вместе нам удалось установить, что в Иркутске, мой багаж не погрузили в самолет. Я уже говорил, что собирался лететь другим самолетом; туда и внесли мой багаж, а потом в спешке забыли перенести мои чемоданы.
Поужинал в ресторане аэропорта без всякого аппетита и снова уселся в зале ожидания, поджидая иркутский самолет.
Ночь мне показалась бесконечной. Иногда я начинал дремать на скамейке, но громкоговорители, объявлявшие о посадке или о прибытии самолетов, каждый раз будили меня. Начало светать, когда наконец объявили о прибытии самолета из Иркутска. Машина опустилась на бетонную дорожку. Мне пришлось ждать, пока сошли все пассажиры и выгрузили багаж. Мои чемоданы оказались последними. В ту минуту служащие иркутской линии были для меня милее всех людей на земле. Радостно сжимал я ручки своих чемоданов. Времени оставалось в обрез, ровно столько, чтобы сдать чемоданы на будапештский самолет, а на него уже объявили посадку. Без дальнейших приключений долетел я до Будапешта.
Итак, кончилось мое второе путешествие в Монголию, но настоящая работа только начинается. Из отрывочных записей в тетрадях только после длительной и основательной обработки выкристаллизуются детали, и схема, набросанная в дневнике, наполнится каким-то содержанием.
Прошло несколько месяцев после моего возвращения, и вот я снова сижу с пером в руке и пишу монгольские слова. Только теперь уж не у очага монгольской юрты, а в своем кабинете. Но у меня в гостях монгольский друг, и мы беседуем с ним о моей поездке, об Улан-Баторе и общих знакомых. Перед нами, как и там, стоят чашки с дымящимся чаем, и устав от воспоминаний, рассказов и планов на будущее, мы молча попиваем ароматный горячий напиток.
Ответив моему другу на интересующие его вопросы о жизни Венгрии и состоянии нашей науки, я делюсь с ним тем, какие цели ставил перед собой, занимаясь исследованиями в Монголии, и сообщаю ему некоторые выводы. Минутная стрелка уже несколько раз обегает по кругу, а он задает мне все новые и новые вопросы. Почему я интересовался главным образом древним кочевым земледелием, а не агротехникой современных государственных хозяйств? Почему я так подробно записывал названия различных частей юрты и совсем не обращал внимания на современную строительную технику? Почему с таким любопытством я выслушивал подробные рассказы о древних свадебных обрядах, вместо того чтобы расспросить юриста о нормах современного монгольского брачного права? В его вопросах нет упрека, он знает, что я был послан в экспедицию Академией наук Венгрии не как агроном, экономист или юрист и не в качестве журналиста. Просто мой монгольский друг хочет понять меня до конца. И когда я ему все поведал, он задумчиво смотрит на меня и говорит:
— Знаете, вы кое-что поняли в великом преобразовании нашей кочевой жизни, — и, поясняя свою мысль, добавил: — Я хочу сказать, что за множеством мелочей нашей будничной жизни вы сумели рассмотреть зародыш великих исторических перемен. В старом вы увидели новое. Для нас, современных монголов, так важны новая жизнь, новая техника, новая культура, формирование человека нового типа, все это так поглощает нашу энергию, что просто не хватает времени и возможности заняться анализом традиционной монгольской культуры. Вот почему я рад, что иностранец, приехавший к нам для изучения монгольской этнографии и филологии, заинтересовался историческими переменами в жизни кочевников и сумел обнаружить двойственность старых традиций, установить, какие из них обречены историей на вымирание и какие можно использовать для создания новой культуры. Мы постепенно порываем с кочевым образом жизни, скоро все монголы будут жить в домах. За очень короткое время мы построим дома и для аратов-скотоводов, сделаем их оседлыми. Не будет у нас больше и «кочующих полей», тысячи тракторов поднимут целину беспредельных монгольских степей. Но чтобы наши новые дома были действительно хороши, надо учесть тысячи проблем, связанных с жизнью в юртах. Чтобы оплодотворить огромные массивы целинных земель Центральной Азии, нужно освоить многовековой мудрый опыт пастухов- земледельцев, создавших «кочующие поля». Надо знать не только то, что мы переняли у предков, но и что нужно отбросить. Ведь и против пережитков средневековых обычаев мы сможем успешно бороться лишь тогда, когда уясним себе, для чего они были нужны в прошлом.
Движение за коллективизацию достигло у нас теперь большого подъема. В производственные кооперативы уже (вступило 96 % аратов-единоличников. Все это произошло уже после того, как вы побывали у нас. Организованы новые госхозы, а старые добились новых успехов. Рождаются новые города. Если через год вы приедете в Улан-Батор, вы не узнаете нашей столицы. В новых городах возникают новые обычаи. Но если мы не будем знать своих старинных народных обычаев, то новые останутся беспочвенными. Возьмем, например, наш самый большой национальный праздник — годовщину нашей революции. Мы уже несколько изменили его характер: наполнили новым содержанием старый кочевой надом, сохранив его традиционные внешние формы. Древние национальные народные игры — стрельба из лука, конные состязания, борьба — заняли свое место в нашей теперешней жизни. На старой земле мы
