драгоценное здоровье, но и жизни; затем представил фотографа, ко торый поможет нам оставить добрую память о поездке к высочайшей вершине Кавказа, двуглавому Эльбрусу.
Перед Ессентуками начался дождь, вентиляционные люки захлопнули, и нам «на моторе» нечем стало дышать. Я еще спасался кое?как, хватая ртом воздух, задуваемый в узкую щель меж стеклами окна. Зато молодая супружеская пара, сидевшие на 30 и 29 местах, зарозовели и вскоре скисли. А две сестры (они называли друг дружку — «сестра») на 28 и 27 местах — молодые женщины — посбрасывали шерстяные кофты, поснимали спортивные трико и остались в платьицах.
За Георгиевском дОждь перестал, и я шире отодвинул форточку. В нашем ряду глотнули свежего воздуха и повеселели. Но впереди меня муж и жена яростно запротестовали: холодно, дует. Муж посмотрел на меня сердито.
— Вы что? Застудить людей хотите? Закройте форточку!..
— Здесь жарко, — сказал я, и меня дружно поддержали в нашем ряду.
Повернулась его жена:
— Мужчина, задвиньте форточку.
Я пожал плечами — женщина просит, отказать невозможно. Хотя в ее тоне было больше вызова, чем просьбы.
Я задвинул форточку, но наполовину.
Мои соседи подмигнули мне благодарно.
Муж с женой задвинули стекло.
Через некоторое время стало невыносимо, и я снова приоткрыл форточку. Сердитые супруги разом посмотрели на меня с неприязнью. Она накинула на голову капюшон шерстяной своей куртки — давно бы так! Мужчине, чтоб не ворчал, мои соседки сестры натянули на лысину берет. Он заулыбался.
Между тем долину, по которой мы ехали, обступали горы. Красиво! Экскурсовод не жалел слов, описывал край. Называл селения, мимо которых мы проезжали, имена героев гражданской войны, прошедшей и в этих краях, рассказывал о том, как расцвела здесь жизнь за годы Советской власти, о достопримечательных местах, о традициях и обычаях горцев, о полководцах, родившихся здесь и освобождавших эти края от фашистских оккупантов. О солдатах, снявших фашистских флаг с вершины Эльбруса. Немцы, явно опережая события, в пропагандистских целях, затащили свой флаг на Эльбрус и прокричали на весь мир о падении Кавказа. Однако Кавказ они не взяли.
Все это, конечно, стоило посмотреть и послушать, но у нас тут на двух задних рядах развернулась упорная борьба за выживание. Я уже смирился с судьбой — расстегнул ворот пошире, прижался левой щекой к холодному оконному стеклу и кое?как терпел.
Муж с женой, мстительно ухмылялись.
У него, я заметил, как бы квадратные глаза. То есть они у него обыкновенные, но когда он таращил их сердито, они становились как бы квадратными. Впервые в жизни я подумал, что выражение «квадратные глаза» имеет действительный смысл.
Неприятный тип, и мне от этого стало еще жарче.
А дорогу все теснее обступали грандиозные отвесные скалы причудливой формы. И круглые, и угловатые, окаймленные на вершинах белыми тучками, словно кружевным жабо.
На некоторых скалах на высоких уступах росли сосенки. Они стояли бесстрашно на краю стремнины над бурными потоками внизу и над скатывающимися с головокружительных высот тонкими белопенными водопадами.
Мы едем уже по знаменитому Баксанскому ущелью в долине реки Баксан. Дорога идет то вдоль левого берега, то переезжаем по мостику на правый берег.
Ставропольский край позади, мы на земле славной Кабардино — Балкарии. Ущелье все уже, все чаще на склонах попадаются россыпи камней: камнепады здесь часты. Они — бедствие для местного населения, отнимают и без того скудные пашни и выпасы овец
Стада овец и коз, пасущихся на почти голых склонах, с первого взгляда кажутся россыпями'камней.
Один камень величиной с дом, которому туристы дали имя «Малыш», докатился почти до самой дороги. Возле него, словно игрушечные, стояли парень и девушка, обнявшись. Наверно, к пастуху пришла любимая. Они упоенно целовались. При появлении автобуса Она спрятала лицо у него на груди, Он отвернулся.
Сестры, оглядываясь на них в заднее стекло, хихикали.
За окном вдоль дороги тянется какое?то село. Усадьбы выдержаны в кавказском стиле: жилой дом, а вокруг него вместо забора — длинные низкие постройки типа сараев. Задними стенками на лицу. Обязательно гараж и внутренний дворик, где, наверное, вечерами на свежем воздухе собирается семья. Ажурные железные ворота, нижняя часть из сплошного листового железа покрашена в небесный цвет.
На выезде из селения слева раскинулось просторное кладбище, уставленное каменными надгробиями, увенчанными полумесяцем — знак захоронения усопших мусульманской веры.
Экскурсовод рассказал, что здешние люди хранят красивые старые обычаи.
Например, дети мужского пола в возрасте двух лет выбирают себе профессию. Как только мальчик начинает ходить, перед ним кладут несколько вещей, символизирующих профессию: кнут, молоток или игрушечную машину. К чему малыш подойдет, возьмет в руки, то и определим его будущую профессию. Кнут — значит пастухом будет. Молоток — мастеровым. Машину — механизатором…
Мнох’о интересного рассказал и показал нам экскурсовод. Говорил он почти не умолкая и изрядно надоел. К тому же его металлический голос, преобразованный громкоговорителем, резал слух и отдавался болью в голове.
А дорога становилась все романтичнее. Все чаще попадались густые рощи облепихи с веточками, густо усеянными золотистыми ягодами.
Женщины впереди меня заволновались: облепиха! Вот бы остановиться, нарвать!
— Да! — закричал неугомонный супруг. — Чего она пропадает зря? Давайте остановимся!..
— Не пропадет, — успокоил сразу всех экскурсовод. — Это территория лесхоза. А у него план по сбору облепихи.
— А чего они ждуг, не собирают?
— Надо, чтоб ее морозцем прихватило.
— Ну хоть минут на пять остановите!
— Нельзя. Категорически запрещается. Место, кроме всего прочего, объявлено государственным заповедником, а рощи облепихи — заказником…
Скоро город Тырныауз. Такое вот труднопроизносимое название. Он возник здесь, в горах, благодаря строительству горнообогатительного комбината. Комбинат построили еще до войны, после того как в этих местах были обнаружены залежи руды с высоким содержанием молибдена. Первым, говорят, обнаружил необычный камень пастух. Он нашел его на берегу Баксана, когда пригнал овец на водопой. Отнес камень в сельсовет, там сунули его в стол и забыли.
Через некоторое время приехала группа студентов — геологов на практику. Среди них была веселая большеглазая девушка Вера Флерова. Она тоже нашла необычный камень и высказала предположение, что это молибден. Послали на анализ в Москву. Пока камень путешествовал по лабораториям Москвы, Вера Флерова погибла, сорвавшись с высокой скалы, где студенты вели разведку полезных ископаемых. Через несколько дней после ее смерти пришел из Москвы результат анализа: ее предположения подтвердились. Вскоре в этих местах развернулось строительство обогатительного комбината и города.
Молибден имеет огромное оборонное значение. Он
подмешивается в сталь, и она приобретает необычайную прочность. Именно благодаря молибдену в годы войны наша сталь на танках Т-34 успешно спорила с крупповской. Так что в какой?то степени победой над фашизмом мы обязаны веселой большеглазой девушке Вере Флеровой.
Мы слушали о девушке Вере, затаив дыхание. Даже супруг с квадратными глазами помалкивал. Ерзал только на месте, поглядывая на густые рощи облепихи за окном.
Ущелье становилось все тесней, горы все выше. Скалы нависали с заоблачных высот. На чем только держатся? Действительно, стоит «вздохнуть» Эльбрусу, и мы будем погребены под камнями. Высоко вознеслись вершины и оттуда гордо взирают на мир.
