Проезжаем городок ученых — филиал астрофизического института. Здесь, в глубокой штольне, вырубленной в скалах, проводятся исследования по обнаружению массы покоя нейтрино. Говорят, именно здесь, в этой штольне, впервые в мире удалось зарегистрировать мельчайшую частицу мироздания.
Въехали в селение Байдаево, в котором живут одни однофамильцы Байдаевы. В селе недавно умер в возрасте 113 лет старейший проводник. Он совершил 209 восхождений на Эльбрус. Никогда не пил вина, не курил. И жил бы до сих пор, совершая восхождения, но…
Последние годы его осаждали любопытные туристы. Живая легенда: человеку за 100, а он продолжает сопровождать экспедиции на Эльбрус. На радостях какой?то «доброхот» угостил?таки его вином. Старик захмелел, а пьяному, как известно, море по колено. Вышел раздетый на улицу, поднялся на гору, что близ поселка, там заснул между камней простыл, заболел и умер. Теперь ему поставили памятник на краю дороги.
Нелепый случай. Нелепее не придумаешь. Но, к сожалению, цивилизация словно бы отравлена навязчивой идеей самоуничтожения: вино, табак, наркотики, излишества всякого рода, загрязнения среды обитания, наконец, невиданное по силе оружие массового уничтожения. Это реальные, не выдуманные ядовитые плоды, созревшие на великолепном дереве цивилизации. Плюс масса мелких всяких «изобретений», медленно, но верно убивающих человека и человечество. Малоподвижный образ жизни, эмоциональные перегрузки, натиск зрелищ, смакующих убийства, кровопролитие, катастрофы в природе и в социальной жизни не только отдельной личности, а и целых народов. И, наконец, сколько огорчений мы приносим друг другу стремлением получить от жизни больше, чем другой! Иногда эти стремления, на первый взгляд, носят безобидный характер, но потом… Думал ли тот человек, который установил «на моторе» дополнительно пять мест в автобусе, что это принесет людям огорчение? Наверняка его похвалили за рационализаторское предложение — на целых пять мест увеличилась вместимость автобуса!
Мелочь? Вообще?то, да. Но, к сожалению, таких мелочей, отравляющих нашу жизнь, становится все больше, и они превращаются постепенно в крупные неприятности.
Об этом я нет — нет да и подумаю, прижимаясь щекой к холодному стеклу, хватая ртом струйку свежего воздуха, просачивающегося в какую?то невидимую щель.
А молодой женщине, жене моего соседа, уже плохо. Супруг ее, выведенный из себя, вскакивает и резким движением отодвигает форточку. Я подаю впереди меня сидящей женщине свой плащ, чтоб она закрылась им от ветра. Мужчина с квадратными глазами срывается на крик: «Сколько можно?! Вы прекратите сквозняк или нет?!»
— Женщине плохо, — говорит вежливо одна из сестер и подает ему свою шерстяную кофту. — Возьмите, закройтесь.
Кто?то находчивый, чтоб разрядить обстановку, обращает наше внимание за окно.
— Посмотрите, какие горы, какая природа! А вы…
Это действует. Все умолкают и смотрят в окно.
Над нами горы. С вершин, а кажется, с туч, по ущельям стекают белые языки ледников. Над ними, как бы на бреющем полете, пролетают отдельные, почти прозрачные клочки тумана и тучек.
«Поляна нарзанов», турбаза «Иткол». А потом долго тянется роща молодых сосен, меж деревьев россыпь камней — валунов. Поистине первозданный вид! Кажется, всего несколько минут’ тому назад произошло здесь горообразование, и эти камни только что скатились с крутых, горячих еще склонов.
Вдруг теснота расступилась, впереди распахнулся простор: перед нами долина Чегет.
Слева, вдалеке, куда уходит Баксанское ущелье, как бы перегораживая его, широко раскинулся горный хребет, над ним бродят стада белых туч, словно отары овец.
Справа, круто и высоко, до туч и выше туч воздымаются крутые скалистые, настывшие за века склоны Эльбруса. Вон тот, с лиловым опенком, и подпирает знаменитый ледник Большой Азау. Вершины Эльбруса закрыты тучами.
В долине Чегет людно: много автобусов, выстроившихся в ряд на стоянке. Особняком стоит девятиэтажная туристская гостиница «Чегет»; тут и — там — кафе, торговые пала тки, шашлычные, возле которых «милые» сердцу очереди. С автобусов люди сразу бросаются в эти очереди, будто так наскучились по ним, так наголодались за дорогу, что нет сил даже оглядеться вокруг.
А вокруг красота необыкновенная. Суровая и холодная. Горы, склоны, ледники, водопады, тучи, кажущиеся близкими. Спокойно и гордо, кажется, даже с презрением, окружают долину, где суетятся, спорят в очередях за шашлыком и пивом странные, неугомонные, вездесущие, ненасытные, но в чем?то великие существа — люди.
Еще в пути наш экскурсовод предупредил нас, что шашлыки здесь продают жесткие, невкусные, пиво кислое. Женщин предупредил особо: на рынке в Чегете продают вещи из козьей и овечьей шерсти, но они наполовину из ваты. И до первой стирки. А потом хоть выбрасывай.
Так это или не так, знают только «пострадавшие». Но мне лично показалось, что он хитрил: чтоб не расходилась публика, чтоб больше фотографировались.
Прямо с автобуса он потащил всех первым делом фотографироваться. На фоне Эльбруса, на фоне гостиницы, на фоне горного хребта с отарами туч и наконец на фоне Водораздельного хребта, возвышавшегося над долиной Чегет. Сначала групповые снимки, потом индивидуальные, кто как хочет и сколько хочет. И чуть ли не обязательно. Если кто?то не хотел фотографироваться, выходил из толпы, экскурсовод и фотограф обижались, отпускали колкие реплики: «Рубль пожалел», «Жену боится». Люди смущенно пожимали плечами, старались не ввязываться в спор — они же поехали за хорошими впечатлениями.
Потом нас повели на станцию подъемной канатной дороги. По пути разрешили попить из крана, зайти в «отдел облегчения».
Возле водопроводного крана — мусор и битая посуда. В туалете «комфорт» — слов не хватает для описания. Все это дико на фоне горного великолепия. Вот, наверно, по
чему кажется, что горы с презрением сморят вниз на суету людей.
По канатной дороге мы поднялись на Чегет, на высоту 1600 метров, до кафе «Ай». Несколько минут' в подвесном кресле стоят того, чтоб о них рассказать.
Справа, вдали, грандиозные отроги самого Эльбруса, слева, близко — отроги Водораздельного хребта, с которого устремился в Баксан тонкой белопенной струей водопад. Он струится из?под голубоватой «сосульки» ледника. Под креслом — кругой склон Чегета, поросший редким лесом и густыми травами. Воздух первозданной свежести и пахнет свежескошенным сеном. Хочется спрыгнуть вниз, побегать по склонам. Вспомнилось детство. И запах воздуха, и его свежесть, кажется, прилетели оттуда.
Лес и трава внизу сменились плоскими скалами, покрытыми зеленой плесе гью. Их много, будто они ссунулись с вершины в результате сильного подземного толчка. Возле кафе «Ай» камней кучи — следы стройки.
Здесь, наверху, кажется теплей, чем внизу: нет сквозняков.
Не успели мы собраться все на верхней площадке, как открылся Эльбрус. Тучи исчезли, и перед нами в нереальной близости предстали белоснежные вершины. Это грандиозное зрелище: два офомных белоснежных конуса на фоне голубого неба. Их подпирают расползающиеся в разные стороны ледники. Толщина льда от полуметра до 100. Говорят, если взглянуть на Эльбрус сверху, то он имеет вид огромной многопалой амебы. Такое впечатление создают 22 ледника, сходящих с него. Лед голубого оттенка. Вершины же — чистейшей, сверкающей белизны. Мы стали лицом к Эльбрусу, солнце сияет у нас за спиной. Склоны Эльбруса, отражая солнце, слепят глаза.
Вот и осуществилась моя мечта — я рядом с первозданным творением природы. Я вижу Эльбрус таким, каким он был миллионы и миллионы лет назад, когда люди еще не называли его Эльбрусом. И вдруг я подумал о том, что и здесь наследили фашисты. Какую?то минуту мне уже не кажется необоримой мощь природы. Кажется легко ранимой, беззащитной перед силами человека.
Склоны, подпирающие ледник «Большой Азау», усыпаны камнями с лиловым оттенком. Это придает всему виду какой?то космический оттенок: кажется, что это грудь богатыря в латах, выкованных из железа невиданной красоты и прочности. Плечом к плечу рядом с этим чудо — богатырем выпятил грудь второй. У того латы из металла с зеленым оттенком. Как у камней, что у нас под ногами. Горный лишайник облюбовал себе этот вечно холодный, стерильной чистоты приют. Я поднимаю небольшой камешек, рассматриваю зеленую плесень, пытаюсь сковырнугь ее ногтем, чтоб лучше рассмотреть, но мне это не удается — крепко
