— Нет, правда, — обращаясь почему?то ко мне, спросила Нина: — вы видели, как они отстали?
— Видел.
Девушки уставились друг на дружку.
— А мы, дуры, сидим, ждем их, думаем, они в буфете в очереди стоят…
И они пошли на свои места. Мы молча, с жадностью попили пива.
— Поспим, — сказал Женя и ссунулся в кресле.
Спать мне не хотелось, и я стал смотреть в окно. Желтые поля, бегущие столбы линии передач, белесое небо над перегретой землей.
Духота в вагоне достигла, кажется, предела. Из открытых фрамуг долетали тощие струи свежего воздуха и тут же растворялись.
Скорей бы выйти из вагона на простор. Я закрыл глаза и представил себе, как мы с Женей идем по лесной дороге. Лес дышит прохладой, воздух пахнет листвой и родниковой водой.
— Да, старик, — разомкнул пересохшие губы Женя, — родниковой бы водички сейчас. И в холодочке под деревом посидеть. Как ты думаешь, под каким деревом мы лучше посидели бы?..
— «Несмотря на отчаянное сопротивление человека, окружающая среда продолжает нас окружать», — пробормотал я фразу, пришедшую на ум.
Женя открыл глаза.
— Где ты вычитал такое?
— Не помню.
— Кстати, старик, об окружающей среде. Мы идем в лес, в горы, а что мы знаем про лес?
Я кое?что знал. Я окончил лесотехничесю й техникум и долгое время работал в лесной промышленности, потом в лесном хозяйстве. Сначала рубил лес, потом восстанавливал его.
Когда я был совсем маленький, отец работал на каменоломнях. Жалованья его не хватало на семью, и мать подрабатывала тем, что носила из леса кизил, терен, груши, кислицы, грибы, дрова. А то и просто нажнет мешок травы на прогалинах, продаст и купит нам чего?нибудь. А после войны мы держали в лесу за перевалом огород и тем перебивались. Плюс дары леса, конечно. Если б не огород и не дары леса, не знаю, как бы мы выжили. Так что лес для меня и кормилец, и спаситель. И надо же —
такая неблагодарность в ответ: стал дипломированным специалистом по лесозаготовкам. Потом, правда, перешел в систему лесного хозяйства. А там у меня были уже другие функции.
— Я кое?что знаю, — сказал я, понимая, куда клонит Женя. — В лесу сейчас хорошо.
— Глубокая мысль. Еще.
— В лесу много кислорода. И прохладно.
— Отличная мысль! Ты знаешь природу, старик.
— Одному человеку требуется в год от 300 до 500 кэгэ кислорода.
Женя вскинул брови.
— Я тебя понял, старик. Народ будет бережно относиться к лесу.
— Тем более, что в нашей с тобой автономии уникальные леса. Реликтовые. Почти такие же росли сто тридцать миллионов лет назад. Представляешь? Это же третичный период!..
В Абинске мы сошли с поезда. Нам помахали в окно Нина и Тоня.
На маленькой пристанционной площади стояла бортовая машина. И Женя, терпеливый, мужественный Женя, остановился возле нее с явным намеком. Он сбросил с обожженных плеч рюкзак и посмотрел на меня умоляющими глазами. Я все понял: пешком, конечно, хорошо, но на машине лучше. Я подошел к шоферу и вступил с ним в переговоры.
Машина, оказывается, из Шапсугской (нам по пути). Вот пройдет московский поезд, тогда они поедут.
— Подвезти? А кто вы такие?
— Туристы.
— Путешественники, — поправил меня Женя.
От такой его поправки шофер почему?то подобрел.
— A — а!.. Пугешественники. Это хорошо. Вот продадут наши бабы свою продукцию, тогда и поедем. Ежели, конешно, место будет.
Мы сели на свои рюкзаки и стали ждать. И наш поезд, которым мы прибыли, тоже стоял и ждал: он должен пропустить московский скорый.
Женя сказал:
— Сейчас приедут их мужья.
На перрон неуверенно вышли Нина и Тоня. Словно два цветочка. Нина в красной юбочке горошком, Тоня —
в зеленой, волнами. И маленький пустой перрон сразу ожил. Я подал им знак рукой.
— Не надо, старик, — сказал Женя. — Сейчас приедут их мужья. Пьяные и злые. Могут быть неприятности.
Я отвернулся.
Поезд «Москва — Новороссийск» приняли на первый путь. Он заслонил собой пригородный. Из вагона, который остановился напротив вокзала, выскочили двое парней. Один тощий и плоский, как тарань весеннего улова; второй коренастый, задиристого вида. Качающимися взглядами они обшарили перрон и тотчас полезли под вагон, перешли на ту сторону состава. Нам видно было, как они двинулись навстречу юбочкам. А юбочки навстречу им. Потом они смешались, пошли к своему вагону и поочередно исчезли, будто их втянуло в зеленое нутро состава.
Московский стоял не более трех минуг. Он уполз, и мы снова увидели наш вагон. А в окне Нину и Тоню. Они улыбались и показывали на нас пальцем своим мужьям. Те нависали над ними, глядели в окно, старались рассмотреть нас.
Один из мужей, тот, что длинный и тощий, как тарань, махнул нам дружески рукой. И в этот момент электровоз рабочего поезда сипло свистнул. Состав дернулся и медленно покатил.
Бабки сгребли свои похудевшие мешки и пустые ведра и побежали к машине. Поднимая выше колен юбки, подсаживая друг дружку, ринулись в кузов. Мы скромно ждали, когда и нам разрешат.
Бабы уселись. Шофер, выставив ногу на подножку, глянул на нас, кивнул, разрешая садиться.
— Давай, путешественники!
Мы бросили свои рюкзаки в кузов и полезли сами.
Бабы, увидев нас, загомонили, засмеялись.
— Цэ шо такэ? — заверещала бойкая чернобровая молодичка. — Та чи гости до нас?
— О — о-о!
— А — а-а!
— Та до кого ж цэ воны таки гости гарнэньки да чистэньки?
— А у нас девчата мэдови!..
Женя ухмылялся, поглядывая на меня. Мол, как, принимаем приглашение? А я наметил: выедем за Абинск и слезем. Солнышко к закату, погода отличная, переночуем в лесу и завтра утром, отдохнувшие, двинем уже по — настоящему пешком.
Отъехав от Абинска километров пять — шесть, я крикнул бабке, что сидела возле кабины:
— Постучи, пусть остановит!
Бабы подняли протестующий крик.
— Чого это?!..
— А як же наши девчата мэдови?
— Га — га — га!
Шофер остановился, высунулся из кабины.
— Что случилось?
— Мы сойдем! — крикнул я.
Женя, недоумевая, засуетился. Я спрыгнул на дорогу, принял от него рюкзаки, потом и его самого. Да не удержал, он свалился, ударился об дорогу.
Машина ушла, мы остались. Кругом лес и горы. Наконец?то!
— Ты чего, старик? — уставился на меня Женя, держась за ушибленную коленку. — Так хорошо
