Женя помрачнел: у него было все?таки неважное самочувствие. Я усадил его на пенек, а сам принялся ставить палатки. Потом приготовил ужин. Мы поели и расползлись по палаткам.
Всю ночь я не спал, прислушивался к дыханию Жени. Думал — что же делать дальше? Отправить его домой? Летом в дороге не просто — опасно отправлять одного. Повезти к моей маме в Новороссийск?.. И так и эдак прикидывал, но вот уже утро, а я ничего не придумал.
Погода выдалась отличная. Вставало над горами солнце, тихо плескалось море в пятидесяти шагах, в кустах ютилась прохлада.
Жену вылез из палатки заспанный и веселенький. Пошел в ручей умываться. На голову надел свою легкомысленную панамку — значит ему лучше! Через плечо полотенце, в целлофановом кулечке — душистое мыло, зубная паста и щетка.
Потом мы брились моей механической бритвой и пользовались после бритья огуречным лосьоном. Приготовили завтрак, поели.
Солнышко выжгло прохладу в кустах и в кронах ясеней.
Женя сказал:
— Витя, я хочу искупаться.
— Ни в коем случае! — категорически воспротивился я. — Вот придет Лена, послушает сердце, уколет, и мы спросим у нее — можно ли тебе купаться в море?
— Ты, Витя, невозможный, заботливый, античеловеческий старик, — сказал Женя, достал одеяло, расстелил в тени, лег на живот и стал читать книгу. Он любил читать книгу, лежа на животе.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил я.
— Хорошо, — буркнул он в ответ, недовольный тем, что я не разрешил ему искупаться.
И тогда я угешчл его, ложась рядом с ним:
— Я вот тоже хочу купаться. Но я не стану купаться, чтоб тебе не было завидно.
Женя благодарно обнял меня.
— Ты хоть и злобный и старый, но верный и хороший ДРУГ.
Лена пришла часов в десять. Достала из сумочки железную коробочку, в которой на марле лежал прокипяченный шприц и несколько иголок.
Женя обрадовался.
— Это нам на завтрак — отварной шприц?
— Ну да, — отвечала Лена, принимая шугку, и отломила у ампулы носик.
Она сделала ему укол, посидела с нами мину г пять и засобиралась.
— У меня работа. — Грустно посмотрела на море. Конечно, ей очень хотелось бы остаться с нами, посидеть в тени, поболтать. Но. Нельзя расслабляться. Встала. Энергичным тоном дала Жене наставления: — Купаться пока нельзя. Дня три надо потерпеть. Я буду приходить, делать уколы утром и вечером.
— А посидите с нами вечером?
— С удовольствием бы, но… — Лена развела руками. — Гришка у меня… Ревнивый как все мужики.
И она ушла.
Поднялась жара. Женя пошел и искупался в море, несмотря на мои протесты. Пока он купался, я с берега не
сводил с него глаз. Он вылез из воды, лег на горячие камни и сказал:
— Гришка! — Швырнул в сердцах камешек. — Знал бы ты, Витя, какие у нее нежные руки! Я как почувствую ее нежные руки — мне сразу становится лучше. А теперь этот Гришка! Он отнял у меня ее нежные руки…
Второй раз Лена пришла часов в пять вечера. Сделала укол и сразу ушла. Даже и пяти минут с нами не посидела. Помахала рукой уже издали и вдруг крикнула:
— Мы придем сегодня с Гришкой!..
Женя проворчал:
— Еще Гришки здесь не хватало…
Перед заходом солнца Лена действительно пришла с Гришкой. Это был маленький, лет трех, курносый, конопатый пацан. Женя уставился на него недоуменно: это и есть Гришка? Лена, глядя на Женю, прыскала в ладошку.
— Это мой Гришка.
— А ты кто? — смело спросил Гришка у Жени.
— Я — дядя Женя, — сказал он. — А это дядя Витя. Он хорошо играет на балалайке.
Пацан ошеломленно воззрился на меня.
— А где же твоя балалайка?
— В лесу на дереве осталась, — сказал я первое, что пришло на ум.
— А зачем ты ее туда?..
— Это не я. Это дядя Женя. Он, когда умирал, повесил ее на дерево.
— Ты умирал? — придвинулся к Жене пацан.
— Дядя Витя шутит. Он старый, злобный, античеловеческий шутник.
— А зачем ты античивале… античилива? — не мог выговорить Гришка.
Лена расхохоталась.
— Они тебя разыгрывают, Гриша. Раздевайся, пойдем купаться…
Она расстегнула на себе василькового цвета халатик с ярко — голубой окантовкой и предстала перед нами в оранжевом с черным купальнике. Даже Гришка залюбовался ею. Он мигом сбросил с себя штанишки на помочах крест-накрест и схватил меня за руку.
— Пойдем с нами!
Он потащил меня к воде, а Лена с Женей остались возле палаток. У них был какой?то разговор.
Гришка оказался неимоверно подвижным. Пока мы шли
к воде, он успел ущипнуть девочку, выдернугь колышек у чьей?то палатки и, словно шпагой, вертел им перед собой, на ходу подцепил надутого резинового крокодила, подфутболил чью?то панамку, на берегу мгновенно разрушил замок из песка, который соорудили пятеро мелких пацанов у самой кромки воды… „
— Слушай, — сказал я Гришке, — с тобой страшно купаться.
— Почему? — задиристо спросил он.
— Ты можешь, все море выплескать на берег.
— Зато ты античивалеческий шутник, — парировал он.
Он плескался на мелководье, нырял и плавал и вокруг него вились словно саранча мальчишки и девчонки.
Я поглядывал на Женю с Леной. Вот он встал и напра-' вился в поселок. Лена пришла купаться.
— Куда это он? — спросил я у Лены.
— В магазин…
— Это сейчас накупит вина и конфет.
— Я ему говорила — не надо.
— У него на самом деле неважно с сердцем?
— Да. Вы ему не давайте пить вино.
Она заплыла далеко, а я стал тащить Гришку из воды, потому что у него посинели губы и тряслась борода. Он лег со мной рядом на теплые еще камни и сказал:
— Ты сюсело.
Я сначала не разобрал, что за слово он вымолвил, а когда до меня дошло — я чучело — я заметил, как он зол на меня. Он поглядывал непримиримо, трясся весь и покрылся пупырышками.
— А ты посинел весь как пупок.
— Сам ты пупок! Античивалеческий пупок…
На дорожке из поселка показался Женя. Так и есть: у него полная авоська вина и коробок с конфетами.
Мы с Леной пили вино и закусывали конфетами. Женя сидел в сторонке на пенечке, меж колен к нему жался Гришка, пытаясь все?таки выговорить слово античеловеческий. Они шептались с Женей словно
