- Это чтобы я не домогался к тебе, как один отец к другому? Хороший был бы ход, да вот я отказываюсь от такой чести. Извини, ты мне дороже.
Внезапно поддавшись порыву, который даже не стараюсь сдержать, я говорю ему:
- Да и ты мне тоже.
- О-о, да, договорились…
-… о паритете.
- Называй, как хочешь - п-по мне одно - договор вступает в силу с момента нашего возвращения в Хог.
- Я. Не. Могу. Изменить, Рему. Из-за…
- Да подумай только, если ты «изменил» супругу- мужчине с женщиной, и ничего с вашей долбаной тинктурой не случилось, то что с ней станется, если мы будем с тобой?
- С женщиной я изменил Ремусу единожды…
- И потом ты не ласкал её, даже пальцем не трогал?
Удивляясь провидческим талантам Блейза, я честно ответил:
- Да, ласкал и целовал, но это была не любовь, а какая-то грязная похоть и страсть.
- Ну вот, начинаются традиционные для геев-бисексуалов разговоры о женоненавистничестве.
- А кто такие геи-бисексуалы? - спрашиваю с интересом.
- Типа тебя, имевшие за всю жизнь контакты только с мужчинами и один или пару раз - с женщинами.
- Ну, уж второй раз я к женщине и близко не подойду.
- Для начала - не зарекайся, а так - классический случай «и хочется, и колется».
- О чём это ты, Блейз? Я не понимаю.
- А ты поцелуй меня снова, тогда объясню.
- Нет уж, без условий - ты просто объясняешь мне, и точка.
- О, да ты строптивец, - он прижимает моё неосязаемое тело к себе, и как он его только чувствует? И целует глубоко, пока из моего рта не доносится полу-замерший на губах выдох.
- А ты не сдерживай себя, ты же не на балу, - смеётся Блейз.
Итак, и к красивым молодым мужчинам тебя тянет, а, если бы ты побольше бывал в Свете, то и к хорошеньким женщинам тоже потянуло бы.
- Но я дважды за лето был у Ноттов, причём последний раз - чуть больше месяца назад, один…
- Да разве это - Свет?!
Побывай у Эйвери - теперь там мужское общество через день, а по остальным дням - смешанное. С тех пор, как ублюдки уложили Авадой графа Уорси, а его жена ненадолго пережила мужа, смешанное общество собирается у мисс Алисии Эйвери, твоей «любимой» ученицы, которую ты так часто оставлял на отработки буквально ни за что, что не будь твоим супругом мужчина, злые язычки наших профессорш уже наболтали бы целый клубок о ваших с ней «отношениях». Уж поверь мне - я изучил их повадки за шесть лет. На самом деле общество собирают её прадеды.
- Ты думаешь, я не изучил профессорских повадок за… девятнадцать с половиной лет?
- Какой же ты старый, Северус, но почему же я так влюбился в тебя? Не знаешь?
- Ну… я выгляжу моложе своего возраста, у меня прекрасные волосы и да, красивые глаза.
- А ещё аристократическое черты лица, нос, словно сошедший с маггловских старо-французских монет и немецких гравюр эпохи Возрождения, эротичный рот и правильный овал лица. Всё, что требуется и мужчине, и женщине, чтобы влюбиться в тебя.
Странно, что я практически не замечал твоей мужественной красоты, будучи студентом.
- Просто тогда я редко мыл голову.
- А, да, это точно, а теперь ты похож с этой копной на Демона Люцифера. В тебе таится такая черномагическая сила!
- Ну, мне пора, Блейз. Где мы сейчас - в Лондоне?
- В Сен-Мари-де-Обижье.
- Это городок во Франции?
- Нет, одно из моих поместий, но, разумеется, во Франции. Я живу тут всё лето в компании домовых эльфов.
- Не подскажешь ли, как мне отсюда добраться до Лондона, я имею в виду, смогу ли я аппарировать?
- Не сможешь. Ты же сам себя не ощущаешь.
- А как это делаешь ты?
- Стихия ведёт меня. Видимо, ты тоже маг какой-то стихии, идущей на лёгкий контакт с Огнём. Воздуха?
- Ты прочти угадал, но мы никогда не будем в таких отношениях, чтобы я…
- Да брось, Северус, не хочешь - не говори. Пусть это будет твоей маленькой тайной, если для тебя так важен этот секрет. Я ничего не имею против маленьких секретов с твоей стороны, я же знаю, ты привык за четырнадцать лет… А вот об отношениях повторюсь - не зарекайся.
- За семнадцать, Блейз и, да, я привык свято хранить тайны, пока не доверюсь человеку полностью. Так как мне покинуть твоё имение?
- Просто прочти, можешь про себя, если и это - тайна, то стихотворение, что привело тебя сюда.
- О, вот это - не тайна.
И я читаю четверостишье Уитмена, за которое взялся в своё время, чтобы избавить полюбившиеся мне строчки от американизмов, и мне это тогда удалось.
А теперь я снова оказываюсь в своём саду, с еле пригубленной рюмкой коньяка в руке, но со вкусом поцелуя Блейза на губах, весьма странным и напоминающем мне о далёком детстве.
Вывод, который я делаю, кажется мне потрясающим - не применять неизвестную, но очевидную магию стихов, хотя должен был прийти к нему ещё два года назад, когда сначала чуть было не «заставил» утопиться Рема в озере, а потом, погнавшись за тонущим мороком, едва не утонул сам.
Я слезаю из развилки и ставлю рюмку в траву около ствола яблони, а сам лезу выше, чтобы проводить закатное солнце.
Пока я слезаю с дерева, становится совсем темно, я наощупь нашариваю рюмку, отпиваю немного и по памяти пою сам себе:
En une chambre cointe et grand,
Se sist bele Eglentine
Deseur un lit riche et pleasant
Et enclos de cortine;
En sospirant
Va regretant
Ce qu`aime d`amor fine,
Puis va dissant:
«Dieus! Por qu`aim tant
Celui qui tant
Va demorant,
Quant set que j`ai dolor si grant
Que nuit ne jor ne fine?
Or n`i sai medicine,
Sе plus atent»
Перевод был мне, в принципе, не нужен, но я решил намурлыкать и его, чтобы убедиться, качественно ли он ложится на мотив простенькой, наивной, но очень старой, двенадцатого века, баллады:
В покое светлом и большом
Сидела Эглантина
На ложе мягком и пустом
Под сенью балдахина.
Упав ничком,
