и без того сбитых с толку врачей в тот день, когда вернулся Гарри.
Гарри мой Гарри, мой первый любимый, но хватит, я переигрываю, сейчас счёт опять пойдёт не в пользу Рема.
Хотя почему «не в пользу»? Мне достаточно уже того, что Рем со мной больше двух лет и с учётом Алхимической Свадьбы, и с учётом Венчания.
-
- Ну что же они всё не едут? - я говорю, раздосадованный неожиданным внутренним монологом, или это всё-таки был диалог?
Тогда мне точно в Мунго - к целителям душ.
- Они звонили сейчас, сказали - пробки. Что это значит, я не понял, но они сказали, что раньше, чем через четверть часа, не доедут. Тупые магглы, - добавляет резко окончательно пришедший в себя Рем.
- Они не столь уж тупы, Рем, и знай - что бы они не сказали, я остаюсь с тобой.
- А если ты умрёшь по моей вине?!
- Раз ещё не умер, значит, и дальше жить буду, нет, я серьёзно, никаких шуток и отговорок. Просто только маггловские врачи с их машинкой, делающей «пинь», смогут определить уже прошедшее изменение моей сердечной деятельности, ну, скажут, что с моим сердцем всё нормально.
- И это всё только из-за этой прихоти?
- Ну, в общем-то, да.
Он уже запямятовал, как влил в меня целый флакончик сильнейшего сердечого стимулятора, призванного сбросить давление - вот и сбросил. Но я не виню Рема, поскольку в медицине он профан и без чётких инструкций, которые я просто физически из-за обморока не успел ему дать, всё и пошло вкривь.
Наконец, Рем объявляет:
- Приехали эти тупые магглы со своей машинкой, побегу открывать калитку.
Врачи, сделавшие большие глаза от отсутствия медицинской страховки, что, впрочем, удалось быстро нейтрализовать с помощью той суммы, о которой я успел сказать Рему перед тем, как он бросился их встречать, и их ещё большие глаза, когда они взглянули на мою кардиограмму, уже хотели отвести моего «друга», как они выразились, чтобы поговорить с ним приватно, не успевают этого сделать, когда я спокойным таким голосом говорю:
- Извините, господа, но с разъяснением кардиограммы - ко мне, прошу вас. Мой друг совершенно не сведущ в медицине, - а сам привстаю на локте, благо после двух уколов мне становится практически хорошо, так, слабость только осталась, а давление они привели мне в норму, и вижу уже ранние, августовские, сумерки. Я понимаю, что чем врачи раньше уберутся из дома, тем легче и проще нам будет с Ремом, а то бедняга уж полез в подвал, хотя там у меня ни клетки, ни цепей нет, тогда, спрашивается, зачем полез? Чтобы сладкая, такая сочная человечина не суетилась перед глазами.
- Так скажите мне, наконец-то, господа медики, был у меня сегодня инфаркт или простой сердечный приступ? - роняю я, как можно небрежнее.
- Мы не в праве ставить Вас в такую известность, - говорит один из них, кажется, он подключал аппарат.
- Но больше некому, да и у моего друга, как вы изволили выразиться, сердце ещё слабее, чем у меня, а, поверьте, если у меня был инфаркт, вам придётся приводить в чувство ещё и его.
Второй, тот, кто делал мне уколы, криво усмехается, и произносит одними губами, обращаясь старшему: «Ну, прям, какой-то клуб инфарктников собрался», однако я его слышу - я же профессиональнй преподаватель.
- Скажи ему, Джим.
- Да, у Вас, мистер Снейп, второй инфаркт в жизни. И с учётом того, что первый был относительно недавно, меньше трёх лет назад, а второй - сегодня… ну, Вы понимаете.
- Благодарю вас, господа, за столь ценную информацию, - заявляю я, а так как Ремус по-прежнему сидит в подвале, то я легко и непринуждённо сам встаю, натягиваю шоссы и, видя в их глазах изумление, граничащее с испугом, да с таким, словно им удалось взглянуть на инфери, без пререканий, быстро выпроваживаю их.
- Рем, можешь выбираться из противоядерного бункера, шучу, конечно, в общем, они уехали, сказав, что это был просто сердечный приступ.
Он, наверное, забрался от искушения подальше в задние комнаты, а потому, схватив меня на руки и поверив, начинает кружить меня по по спальне.
- Пойдём, всё-таки, поедим, - и он выносит меня в бежевую столовую, где нас горестно поджидает Линки у сервированного стола. Ещё бы ему не быть грустным - ужин за весь день, вот и вся еда.
- Линки! Наделай нам сандвичей с курицей и ветчиной. Да сам чего-нибудь поешь, страшило земноводное!
Он «улыбается» и исчезает бесшумно. Я говорю Рему:
- Если я сегодня живу впроголодь, так это только из-за моих проблем с самочувствием, но ты должен поесть нормально.
- Я и так ем только с тобой за компанию, сам бы не стал. Аппетита нет.
- Уж не боишься ли ты трансформации, Рем? - стараюсь задеть его за живое, чтобы прекратил изображать из себя жертву Petrificus totalus. - А давай, Рем, выйдем в сад, туда, где Линки разбил цветник, и устроим учебную дуэль, встав по противоположным сторонам, как тебе?
- Спасибо, Север, я, что же, ты думаешь, не ценю твоих попыток вытащить меня из того дерьма, которым мне кажется сейчас залит весь мир, уже скоро станущий подлунным? Но вот только не я ли причина твоего «простого сердечного приступа» со своей долбанной похотью?
- Нет, да как ты мог подумать такое?! - захожусь в притворном приступе оскорблённой невинности. - Мне было с тобой… отлично, ты же знаешь, что любовник хоть куда. Ну же, Рем, перестань себя винить в том… «в чём ты действительно виноват - в страхе из-за тебя, готовности пойти на любые меры только, чтобы ты отвлёкся». Да что же это за идиотский голос!
- Какой голос? - спрашивает Рем.
- А-а, это я веду монологи с собой, понимаешь ли… Просто не обращай внимания, а теперь раздевайся.
- Уже?
- Да, она вот-вот взойдёт.
Трансформация, сколько лет я уже наблюдаю её, действительно зрелище не для слабонерных, но я, кажется, с каждым разом, привыкаю к нему всё больше, хотя, как мне кажется, полностью не привыкну никогда.
Смотреть, как вытягивается в хищную морду любимое лицо, как, кажется, мучительно, искажаются мышцы и растягиваются сухожилия, вот-вот, словно бы, готовые порваться, как тело и, да и весь Рем зарастает бурой с рыжими подпалинами шерстью, и вот тихо поскуливающий огромный волк трётся носом о мою ладонь.
- Вот и всё, Рем, а ты так нервничал. Я глажу ему между ушами, я знаю, ему это нравится.
