Начесав волка, запрыгнувшего на кровать рядом, я наливаю рюмку коньяка.
-
Выпиваю залпом рюмку и слышу позади себя неодобрительное фырканье.
Призываю сткан, наливаю ароматный огневиски.
- А теперь слушай, Ремус, то, что я хотел тебе прочесть сегодня.
Итак, «Офелия» Рембо.
Офелия, белей и лучезарней снега,
Ты юной умерла, унесена рекой:
Не потому ль, что ветр норвежских гор с разбега
О терпкой вольности шептаться стал с тобой?
Не потому ль, что он, взвевая каждый волос,
Нёс в посвисте своём мечтаний диких сев?
Что услыхала ты самой Природы голос
Во вздохах сумерек и жалобах дерев?
Что голоса морей, как смерти хрип победный,
Разбили грудь тебе, дитя? Что твой жених,
Твой бледный кавалер, тот сумасшедший бедный
Апрельским утром сел, немой, у ног твоих?
Свобода! Небеса! Любовь! В огне такого
Виденья, хрупкая, ты таяла, как снег;
Оно безмерностью твоё глушило слово -
И Бесконечность взор смутила твой навек.
И вот поэт твердит, что ты при звёздах ночью
Сбираешь свой букет в волнах, как в цветнике,
И что Офелию он увидал воочью
Огромной лилией, плывущей по реке.
- Ну, как тебе, дружище Рем? - спрашиваю, размахивая давно уже пустым стаканом.
Наливаю ещё.
Да что за мысли лезут в голову - кто-нибудь сможет мне в этом мире, полном Луны, помочь? Знаю, что нет, но не кричу, а молча напиваюсь.
После бутылки, правда, небольшой, огневиски я спускаюсь по красивой винтовой ажурной металлической лесенке в свои владения - подвал, беру фиальчик с быстродействующим ядом, ставлю его на столик, небольшой, для ингредиентов, и рассматриваю, как нечто не виданное, вернее, не сваренное мною несколько дней назад. Потом вяло произношу:
- Reducto.
Затем так же вяло:
- Reparo, и снова, и снова…
Наконец, устав играть со смертью, говорю:
- Evanesco.
Да, я не готов пока уйти в Посмертие, бросив Рема без Аконитового зелья, пока не научу супруга премудрости самостоятельно изготавливать его, хотя это будет далеко не просто потому, что это зелье - вещь не из простых, вроде того же Кроветворного, да и Ремус, наверное, сообразит что-нибудь, когда я начну его учить, решит, скорее всего, что я ухожу от него - к другому, другой - ему без разницы. Да, Ремус ревнив, как, впрочем, и я, но у меня не было повода ревновать его, а вот у него был, правда, пустой - к мисс Эйвери, да, и ещё один, о котором я так не хочу вспоминать - о моём явном заигрывании на Выпускном с профессором, три ха, Забини, моим, тоже бывшим учеником, ровесником почивших по моей вине Гарри и от моей руки - Драко. Оказалось, у Блейза, так он тогда попросил себя называть, есть жена и двое погодков - мальчишек.
Но детям уже по шесть-семь лет, а к жене Блейз окончательно охладел как раз после рождения второго сына. Он понял, что его удел - мужчины и, недолго думая, предложил мне с ним переспать в то время, пока продолжается бал, но я, разумеется, отказался. Тогда. А что бы я ответил тебе сейчас, Блейз, такой смуглый, соблазнительный, с зелёными глазами, опять зелёные? Только у Блейза они кажутся ярче, чем голубовато-зелёные глаза Гарри. О чём я думаю, вдоволь наигравшись со смертью в фиальчике?! Мне надо возвращаться к Рему, он ведь мой супруг. Я возвращаюсь с большой склянкой не разлитого по пузырькам Антипохмельного зелья. Да, и в этом я преуспел - глотнув прямо из склянки, больше, чем необходимо, чувствуешь, словно бы голова, ставшая лёгкой, парит отдельно от почти столь же лёгкого, но ощущаемого, тела. В этом есть какой-то, как мне кажется, кайф, сродни наслаждению от небольшой порции опиума, хотя уж в курении кальяна, значительно распространившегося из высшего света до мира грязнокровок, не затронув только магглорождённых, ну, это, вообще, шваль, их и за магов не воспринимают теперь, никто не видит чего-то предосудительного. А это значит, что и мои шалости с Антипохмельным зельем не идут ни в какое сравнение даже с курением сигар, к которым привыкают быстрее и прочнее, чем к кальяну.
Поднимаюсь по лестнице со склянкой, Рем встречает меня нервно расхаживая около входа в гостиную.
- Видишь ли, Рем, я сегодня пьян, и собираюсь напиваться и дальше, так что ты иди-ка в спальню, будь хорошим волчком, свернись там клубком и поспи. А я буду рядом - здесь, в гостиной. Ведь я буду ещё и курить сигареты, а тебе в образе волка этот запах особенно противен, я же знаю, ты сам потом рассказывал. Я сажусь на ковёр, призываю из бара большую пятигранную бутыль огневиски и затягиваюсь сотворённой сигаретой.
Рем понуро уходит, а я пью. Из головы не идёт Блейз.
Глава 2.
Наливаю ещё стакан. Меня уже мутит, но я пью. Причём ведь на практически голодный желудок. Но я напиваюсь.
- Линки! Поесть чего-нибудь принеси!
Через мгновение Линки снова здесь, от тарелок на подносе вкусно пахнет.
Я приступаю к куриным грудкам, моему любимому лакомству, но эльф стоит, как вкопанный, я ему:
- Проваливай, пучеглазое чудовище,
Но, даже получив столь изысканный комплимент, Линки не уходит, лишь говоря:
- Там… второй Хозяин. Ему плохо. Хозяин, Линки умоляет Хозяина посетить второго Хозяина.
- Так проваливай же. Я сделаю это, мерзкий уродец!
Получив от меня столько лести, Линки, наконец-то, исчезает.
Я, пошатываясь от выпитого, но с замиранием в сердце после слов Линки, вхожу в спальню. Крови нет.
