Звезда Аделаида - 1

да и не любил, ох как не любил его милый мальчик, Севочка, Нору же ж енту, и Уизли всех недолюбливал. Потому как фамилия древняя, а живут, ну, право слово ж, как побродяжки!

-Все будто взяли за правило исчезать в прошлое - и Гарри с Волдемортом, по версии моего умного мальчика, и вот теперь сам Северус.

Что за блажь?

Не понятно лишь, куда занесло моего доброго, в душе, конечно, мальчика Северуса - хорошо хотя бы в то время, когда в древней Британии появились его прародители - основатели рода волшебников Снепиусов, как рассказывал Севочка, а не на век или, ещё хуже - несколько - раньше, когда и приткнуться было бы не к кому и некуда. И так бы и мотался по гарнизонам солдатни, а не то бы ещё и сам легионером заделался. Надо же хоть с жалования кормиться, но ведь и убивать пришлось бы…

Но вот Поттер с этим красноглазым монстром Томом - куда их-то занесло?..

Северус - маг, волшебная палочка при нём, дорогой мой мальчик в совершенстве владеет даже Тёмными Искусствами, но всё равно, жить… там - ужас.

А вдруг его всё же убили? Иначе бы Северус со своей смекалкой уже ж нашёл бы способ вернуться. Или нет его, этого способа?

Давно сдерживаемые слёзы полились по щекам старика, да такие обильные, ведь рухнула плотина, которую Альбус так долго - двенадцать дней - удерживал в себе, занимаясь работой, работой, работой, всем, только, чтобы не впасть в преждевременную истерику по поводу его пропавшего мальчика, Северуса.

Вдруг в голову пришло воспоминание об «Истории Хогвартса» - книге, лежавшей на столе в комнатах его мальчика, Северуса, и раскрытой в самом начале. Что хотел он прочесть в этом вызубренном им от корки до корки талмуде?

Надо бы заглянуть снова в книгу на раскрытой третьей странице. Не стал бы Северус ночью читать давно надоевшую, хотя и, да, историческую книгу. Значит, искал в ней ответ на какой-то мучавший его вопрос, а ведь в последнее время его мальчик, Северус, только и занимался тем, что по ночам разнимал этих Мордредовых ребяток, да всё недоумевал о Них, неприкаяннных, наверное, сейчас.

Да, ещё живо занимали его два вопроса - куда могло занести Гарри с этим проклятущим садистом, да почему возродилась и окрепла такая ненависть между двумя Домами.

- Всё, хватит рыдать, надо привести себя в порядок и одеться, потом, зная универсальное Отпирающее заклинание на все двери в Хогвартсе, как и положено Директору, войти в апартаменты моего пропавшего мальчика, Северуса, и почитать, что же ж там так заинтересовало его в этой старинной магической книге… Ах, книга же ж магическая, и если кто попал в историю Хогвартса или летописей того времени, о нём или… о них, если с умом заколдовать книгу, могли появиться новые строки! Ох, и дурень же я - ведь там и о Гарри с Волдемортом могла появиться запись и… о моём умненьком мальчике, Северусе…

… - Прощай, матерь, не думал, признаюсь, что ты могла затеять подобное. А как же твой единственный бог? Что соделает Он с тобою за грехи твои, за злоумышление против Господина твоего?

- Прости, сыночек, ради тебя задумала такое! Да ради дитя своего я бы и не на то пошла.

Вот, в моей руке нож с кухни.

Им хотела сегодня, да, прямо ночью, спящему, перерезать горло злому, нечестивому Господину своему, собственной рукой убив его!

- Но матерь моя Нывгэ… Я же сам первым захотел любви Господина своего и брата Северуса, первым и поцеловал его, мирно спящего. Он же… Он долго не желал любови моей, покуда сам я…

- Я… не знала, что ты… захотел вдруг совокупиться со своим братом, да ещё и Господином дома.

- Матерь моя, помнишь ли ты ту ночь, когда…

Да, конечно, помнишь - это же была твоя первая ночь среди рабынь - старух, когда отец мой возлёг с матерью Господина моего и брата Северуса.

- Помню, сыночек мой Квотриус, ты ещё тогда кричал во сне имя злого Господина нашего, Северуса.

- Я кричал не во сне, матерь моя Нывгэ…

- Не зови меня этим именеим, ибо познала я жизнь новую со крещением и в знак того, что стала я женщиной, посвятившей себя служению Господу моему Иисусу Христу, получила и имя новое. Так и зови меня им.

Я - Нина.

- Нет, ты злобная, мстительная дикарка уэскге, ты - Нывгэ!

Отец мой содержал тебя в роскоши и даже позволил креститься, отправиться в паломничество в монастырь Святого Креста! А ты… А ты вбила себе в голову несусветную чушь. Если бы ты только знала, чем занимаются граждане - мужья, братья, сыновья гражданок в мужских термах, кои я посещаю регулярно. Приходится мне лицо своё отворачивать, дабы не видеть, как прилюдно совокупляются граждане с массажистами и совсем ещё молоденькими, лет десяти - одиннадцати, подростками племени твоего…

Узрев таковое позорище, не стала бы ты мешать счастью, нашедших друг друга посреди многочисленных соблазнов и настоящих, а не вымышленных тобою грехов, любящих чисто и пресветло, сердец и душ.

- Но ведь вы - мужчины, сынок мой Квотриус, а Господин наш, к тому же - брат тебе, пускай и сводный. Вы соитиями своими Господа гневаете!

Любили бы вы друг друга не плотски, по-братски, да разве пошла бы я на такие деяния - предлагать себя взамен на убийство, ведь я душу свою погубила прелюбодеянием.

Святой старец отпустил мне грех всей жизни моей - жизнь в качестве наложницы отца твоего, но больше в паломничество мне уже не идти - буду крестить народ Уэскх`ке, решила я, узнав о сослании к братьям моим.

Как же теперь мне - прелюбодейке, дважды замыслившей убийство и даже убившей по оплошности невиновного, крестить других?

- Не желаю слушать я твои бредни, Нывгэ.

- Нина! Нина! Нина!

- Не кричи. Господина дома и брата моего Северуса разбудишь или отца с мачехой, тогда тебя накажут. Ты этого хочешь?!

- Да! Хочу наказания, заслуженного, страшной боли желаю, мученицей хочу стать, искупить страданиями вину мою перед Господом! Распятия жажду, хоть и чародейского, но столь болезненного, мук иных! Всё, на что чародейство злобное и грешное способно супротив человека!

Этот разговор происходил в спальне Квотриуса, который теперь был, конечно, одет и в душе страшно злился на мать за то, что его возлюбленный Северус сейчас не с ним, а у себя в опочивальне.

- Наверняка ведь грустит и также недоволен своим добрым распоряжением, данном Нине - попрощаться с сыном перед вечной разлукой, - думал Квотриус с раздражением.

Квотриусу давно уже надоели, льющиеся, словно из бесконечного рога или чаши плоской бездонной, упрёки матери, исходящие из заповедей чужой веры и, с его точки зрения, абсолютно беспочвенные - никакая любовь, любовию являющаяся, не может быть грешной или зазорной.

Квотриус был уверен в своей чистоте перед богами, которым поклонялся, а не тем неведомым, единственным Господом - Распятым Рабом.

Вдруг в комнату ворвался, взбешённый затянувшимся прощанием, лишь распалённый поцелуями и объятиями с братом под дождём, Северус.

Главное, что побудило его на вторжение в опочивальню брата непрошенным, были услышанные им крики о паломничестве в загадочный и скрываемый от непосвящённых язычников монастырь, основанный, как считают маггловские клерикалы, неким святым Норньоном.

Ведь именно в монастыре Святого Креста велась хроника событий в Альбионе, по легенде, ещё с третьего века. Но Северус не верил ни в Норньона, крестившего пиктов в Северной Каледонии* * , ни в существование монастыря в третьем веке. Он с трудом мог поверить, что сейчас, в начале века пятого, на острове теплится искорка христианской веры. До того всё в среде ромеев было пропитано язычеством.

Но… Вдруг церковники не солгали, и монастырь уже давно стоит где-то в шотландских горах? А это означает почти двести лет непрерывного бытоописания на пергаментах и вощёных дощечках, из которых в