восемьдесят пятом году, когда не приняла семья Сабиниусов ни разгона Сената, ни введения императором Теодосием I* * в качестве государственной религии непонятого и непринятого ими христианства - религии, как они исконно считали, рабов и низших слоёв плебса - ещё один дом, но без усадьбы. Просто место для встречи почётных, важных, привередливых непомерно гостей - простецов из Рима, которые кичились своим италийским, хоть и христианским уже происхождением и не ездили дальше главного города острова. Не марать же их присутствием собственный дом в Ницериуме! Так считал спесивый, вот уж лет «слегка» под две сотни, как глава рода и Господин дома.
После твердокаменного покаяния дочери и занялся Сабиниус Верелий поиском жениха для обесчещенной девицы, а живот и без того пухлой, хорошенько с малолества вкушающей агнцев и тельцов, а также вкусные горячие, в меру солёные - на соль в богатейшем хозяйстве Сабминисов не скупились никогда - дщери как назло, уже к исходу второго месяца беременности всё больше выпирал. Именно в это время Верелий, перепробовав с представительскими богатыми расходами большую часть подходящих по высокородности женихов Лондиниума, хоть и простецов - к упомянутым в разговоре с Северусом на пиру родам кудесников он и не посмел сунуться! - представляя им уже, к огромаднейшему сожалению заметно нечестную дочь для помолвки, заранее обговорив с отцами многих претендентов на помолвку богатое приданое невесты, совсем было отчаялся. Все вероятные женихи, едва завидев Адриану, молча, с видом безучастности или, напротив, с гадкими, сквернословными оскорблениями в её адрес, уходили и говорили высокорожденным отцам, что невеста - вовсе не девица, но девка гулящая, а, значит, жениться столь высокорожденным патрициям на путане не можно. Ибо, кто знает, от… которого из своих, быть может многочисленных любовников да ещё и непонятного происхождения, забеременела хоть и высокорожденная, но… гулящая, пошалившая сучка.
Как вдруг пришло спасение в лице одного из многочисленных родственников, рассказавшему о захудалом городке Сибелиуме, что на дороге к посёлку Марине, что на берегу Внутреннего моря. О городке и посёлке сих Верелий услыхал впервые также, как и о некоем весьма высокорожденном и по возрасту, вроде бы подходящем потенциальном женихе из семейства Снепиусов для его воистину полностью провинившейся, но и… раскаявшейся дочери, по своей воле изженившей из сердца своего грязного соблазнителя - раба. Если бы чванливый Верелий мог прочитать истинные мысли несчастныя дщери своея, так и не разлюбившей негнодного раба, он был бы воистину изумлён и, скорее всего, соответственно невесёлой, но правдоподобной идее Северуса, заавадил бы единственную, любимую, законнорожденную дочь не жалеючи. Но Верелий, как и его отпрыски, как выяснялось по мере знакомства с этой весёлой семейкой, многого не ведали…
О роде полководцев и всадников Снепиусов, усмиривших всего одним легионом солдат Божественного Кесаря, расквартированных в городке, не прибегая к чужой помощи, множество племён варваров в округе Сибелиума, наведя и в самом городке, и на полях колонов Господских, подвергавшимся захвату, разгрому и многочисленным убийствам граждан и их колонов, добрый порядок, даже кичливый Верелий слыхивал и знал только хорошее. Семья небольшая, крепкая, дружная, богатая, имение в полном порядке, ведут его, правда, по слухам, эти Нелюди - пикты, но, знать, хорошо ведут, рабов и колонов довольно, мятежей против Господ никогда не подымают. В семье единственный высокорожденный сын, наследник, он же - Господин дома. О Квотриусе и Нине родственник даже не упомянул Верелию, считая, что рабские дела и жизнь усыновлённого полукровки, наверняка, больная тема для старшего Сабиниуса. «Верно», - думал думу Верелий, - «сам высокорожденный отец Снепиус Малефиций Тогениус уже столь стар, что передал звание сие высочайшее в доме, сыну своему позднему по имени Снепиус Северус Малефиций». Последний же обладал, правда, по рассказам сего родственника дальнего, болтливого от роду и простеца неуважаемого, видевшего Господина дома Снепиусов лишь на обратном пути из деловой поездки, заставившей на несколько недель застрять в этой сущей дыре Марине, совсем неромейской внешностью. По пути чиновника в Марину оба Снепиуса и даже этот усыновлённый выблядок - полукровка были ещё в дальнем походе на каких-то варваров. Проезжая Сибелиум на обратном пути и погостив пару-тройку деньков, высокорожденный болтунишка практически и не видел Господина дома в лицо - тот только приходил в трапезную, за общий стол не ложился, но благословлял трапезу, разделывая агнцев как-то не по-ромейскому обычаю, с тем же и удалялся, к пище не притрагиваясь вовсе. И был Снепиус Северус на привидение живое похож, так худоба чуть было не свела единственного наследника и Господина дома на костёр погребальный, как пожаловался редкому, заезжему из самого Лондиниума, гостю отец Снепиус Малефиций, вовсе и не старый и не немощный, раз воглавлял многодневный поход с двумя легионами, высокорожденный простец. Но ничего, Адриане в её… ставшем критическом положении уже не до внешностей женихов каких-либо. Главное, чтобы наследник Снепиусов, каков бы он ни был лицом и телосложением, хоть бы и уродливым вовсе на лицо, с бородавкою огромной на подбородке или у носа, взял, наконец-то, в жёны брюхатую дочь Верелия. Сама страшная стала, как демон Аида, сил нет смотреть да и раньше особою красотою не отличалась. Вся в мать - простушку пошла. А что делать, когда живёшь на свете сто восемьдесят второй год, приходится и со старыми жёнами разводиться да на молоденьких девицах жениться снова и снова. Таков уж и нрав Верелия, и темперамент, и Кодекс Юстиниановский.
Как только тот самый потенциальный жених Снепиус Северус с отцом, всё ещё возглавлявшим войско - целых два легиона! - вернулся и немного пришёл в себя, отдохнув дома и поев то, что ему по нраву, Сабиниус заслал к его отцу гонца, опять-таки родственничка, только представительного, в возрасте, с просьбой устроить заочную помолвку. Что само по себе Верелий никак понять не мог, а то, что он не понимал, казалось ему странным - старику даже шестидесяти лет от роду не позволили бы вообще отправиться в поход на восточные окраины Альбиона, не то, чтобы ещё и руководить войском. Но странно или нет, отчего Снепиус Малефиций отдал Господство в своём доме сыну, будучи хоть и на склоне лет для ничтожного простеца, но ещё вполне мощным мужчиной и всадником, известным в тех краях военачальником, а замуж дочь надо выдать как можно скорее, иначе… О том, что будет «иначе», даже сам Верелий боялся думать - придётся пригласить знахарок и колдуний, оповестив, таким образом, весь Ницериум о произошедшем позорище, дабы те вытравили из Адрианы негожий плод. Гонцу, хоть и бывшему высокорожденным патрицием, но… простецом было наказано уведомить Снепиуса Малефиция Тогениуса, мол, приедет сам Сабиниус Верелий Когитус, а это - великая честь для несколько, но совсем немного уступающего в знатности роду Снепиусов. Однако матерь будущего жениха происходит из прежнего императорского дома Божественного Кесаря Гонориуса* * * , а это, поверьте, немалого стоит, хоть и сдал он Рим готам, так ведь валом валилми - откудва же у ослабевшего («А всё из-за веры новой, незнаемой!»). А невеста, следовало сказать гонцу, дескать, плохо переносит тряскую, весьма и весьма долгую дорогу. Это была поистине магическая, большая хитрость - подавить военачальника знатностью собственного рода, коий решил породниться с его фамилией, но не показывать жениху Адриану с округлившимся до непристойности животом, а переехать всею семьёю в этот, милостивыми и грозными богами забытый, некий городок Сибелиум прямо накануне свадьбы. В таком случае слова расторжения помолвки из уст жениха могут и не прозвучать. Но вполне могут и…
Почему же не соизволил приказом своим изгнвать плод рабского происхождения из утробы своей вовремя покаявшейся пред родителями умницы - дочурки? Во-первых и в главных, боялся огласки, а во- вторых, ведал он, что от избавления - «вытравливания» гнусными зельями первенца - может и вовсе стать бесплодною его любимая, единственная (законная) дочушка.
Сабиниус, сославшийся на здоровьишко, и вправду, изредка донимавшую его подагру, не пошедший сопровождать дщерь к очной, долгожданной помолвке, ибо, если уж признаться себе до конца, не по нраву пришёлся ему неведомо, где и у кого обучившийся магии жених, вытворявший такие чудеса, каковых он никогда сам не видел за всю долгую жизнь. Потому-то Сабиниус Верелий и не знал исхода встречи впервые встретившейся пары. Не верил он, что Снепиус Северус в своих странствиях, пусть и долгих, для его возраста слишком долгих, достиг самой Александрии Великой и изучил все премудрости волхвов и кудесниников тамошних, как в Тёмной, так и в Светлой Магии…
И правильно соделал... В это время Адриана уже схватилась за низ живота, воскликнув:
- О Северус, любый мой жених превыше живота моего («Да уж, это точно сказано - не в бровь, а в глаз!»), неужто отравить решил ты меня? И за что, о жених мой, едва лишь встереченный и наречённый мною?! Что соделала тебе я дурного, непроститтельного, едва успели мы увидеться?! - вопила невеста, чувствуя болезненные толчки изнутри.
- Успокойся, о Адриана возлюбленная моя, это, верно, ты съела что-нибудь.
