Звезда Аделаида - 2

на самом донышке… и ненавистный до сих пор, а с некоторого времени, если порыться в собственной памяти, а оттуда извлечь воспоминания высокорожденного брата - ещё больше, Гарольдус. Так вот, с кем брат решил напиться с какого-то горя, вот, кого выбрал. Гарольдус тоже держал в ладонях, как-то по- странному, рог, полный… прозрачной воды. Видно, с супругою ничего не вышло у Северуса, как он и говорил, вот и печалуется теперь. Осталась супруга девицею и была ли ею или разлад у них случился на почве неразрешимого бесчестия невесты. Может, узнать хотела супруга молодая, отчего не желает поять её, грешную, супруг да получила по лицу, и без того некрасивому? Отчего так жесток его высокорожденный брат с нею, всего лишь трусливою, жалкою женщиною?

Но почему его-то, Квотриуса, не разбудили пораньше, избавив от напряжённой борьбы за жизнь? Неужли… позабыл о нём, ничтожном полукровке, брат его возлюбленный Северус, напиваясь в обществе этого, вообще не пойми кого - Гарольдуса-развратника, но, кажется, неопытного ещё или же уж познавшего вкус любови запретной?

Отчего же Северус позвал этого несносного, отвратительного на вид, гостя, коий столь по нраву ему, что и в радости, и в горе - вместе они? Разве не лучше было бы братьям выпить сладкого вина, а не этой жгучей воды жизни, от коей раздирает всё нутро, передавая чашу от уст к устам?

Что уж… так трагически не сложилось у драгоценного брата ночию сей, что пьёт он с этим бывшим рабом? Квотриус не забыл даже, при каких обстоятельствах, по рассказу брата, был найден Гарольдус. Сам-то полукровка лежал в это время без сознания от колотой раны подельника Гарольдуса, нанесённой, как и положено трусу и рабу, говорящей скотине, человеку-без-души, в спину.

Ни на один вопрос не нашлось ответа, но Квотриус решительно вошёл в трапезную, подумав во всём разобраться собственными силами, почерпнув их из разговора Северуса с этим презренным, юрким зверьком. И вытянул правую руку в официальном приветствии высокорожденному брату, впервые в жизни. Даже, когда брат принимал его в род Снепиусов, о, разумеется с подачи высокорожденного отца, не было такого официоза между братьями.

- Радуйся, о Господин дома и брат мой сводный, высокорожденный Северус! Радуйся, о драгоценный гость Господина дома сего, не ведаю я истинного происхождения твоего, а потому обращусь непосредственно и просто, по имени Гарольдус!

- Да что ж ты так… словно не родной дому сему, словно не вырос в нём? Сразу: «Радуйся» да «Господин дома», хорошо хоть про такое ненужное существо, как «брат»- надеюсь, всё ещё возлюбленный? - не позабыл, - подколол напыщенного братца развесёлый Северус, у которого ещё не начались признаки похмелья, а пьяная весёлость оставалась и бурлила в его крови.

-Эх, сейчас бы с Квотриусом перепихнуться, чем Мерлин послал, - с тоской о недостижимом подумал игривый Снейп. - [i] Нет, сейчас, после почти смертельного сна он не в таком уж лёгком на подъём (и Северус захихикал своей двусмысленной шутке) настроении всех членов, чтобы дать мне с ним «разделить его грёбанное ложе», а у меня в комнате, как пить дать, уже проснулась - она-то только натрахалась, но котелок Сонного зелья, судя по всему, сваренного неправильно, с нарушением «письменных инструкций» не выхлебала, а надо было бы. Тогда вместо свадебного, второго уже пира - когда ж вы нажрётесь и напьётесь, о милые и добрые высокорожденные мои? - были бы похороны. Её я бы будить не стал. А теперь эта удовлетворённая моими силами, фактически отнятыми у меня, блядь сидит и ждёт супруга. Или уже пряжу сучит для блезиру, вот, мол, какая я трудолюбивая да покорная жена для вашего Господина дома, моего мужа возлюбленного, единственного, покуда смерть не… Нет, это уже из другой оперы, но тоже по делу.[/i

Тем временем брат младший решил не уступать Гарольдусу первенства и спросил как можно спокойнее, хотя внутри у него всё так и клокотало от ненависти его и ревности к этому счастливчику, четыре с лишним года бывшим ребёнком в рабах, работавшим, ну почти, как как взрослый, и оставшимся в живых, а всё потому, что Квотриус не знал, как сильно и помногу помогал Гарри тогда на удивление добрый и очень покладистый, отзывчивый Том:

- Позволено ли мне будет возлечь на подушки за стол и дождаться трапезы вместе с вами, о высокорожденный брат мой и ты, о многоуважаемый гость Господина достославного дома сего?

- Да будет так, Квотриус. Ложись и да пребудут все божества милостивые и справедливые с тобою. Но что это с тобою случилось? Ты не ласков, называешь меня лишь вовсе не обязательными в разговоре друг с другом титлами? Ревнуешь к Гарольдусу? Но, пойми, я был пьян, как ламия, напившаяся крови, так и я напился жгучей воды. От горя обо всём и всех, кроме супруги своей, воистину незабвенной, позабыл, а тут и Гарольдус - лёгок на помине. Он и отвёл меня в трапезную, сам бы я ни за какие медовые коврижки не дошёл. Речь Северуса стала сбиваться на народную латынь. Так ему было легче изъясняться. Ну, не говорить же, в самом деле, как злоречивый, толстогубый Верелий!

Глава 87.

-Мистер Поттер, дайте-ка я ещё хлебну этой пакости, а то виночерпий блудит где-то с девками, наверное, - по-английски сказал Северус.

Он решил, что братец обиделся на него из-за злой женщины, которая… отдалась, да с каким принуждением, только Снейпу, который век бы её не видел на своей постели. Впрочем, всё, что можно сказать и подумать об этой похотливой суке, на раз «три» околдовавшей его, подавившей его собственную волю и разум, Северус уже сделал. За жизнь какого-то дёрганого при внешней невозмутимости, неласкового брата, он больше не опасался, так почему бы не выпить, всего лишь последний, так, для дегустации собственного продукта? Профессор запил и это горе - то, что сегодня, как последнему олуху возлежать с родственничками за пиршественным столом, а они, наверняка, захотят не только «буфета», но и оргии - хорошим но, зараза, последним глотком ышке бяха.

Жгучая вода, вода жизни стала чуть мягче на вкус, не так разила сивухой, да и стала покрепче. Вот, отчего Северуса так развезло от одного-единственного грёбанного «рога изобилия». А всё это проделано из-за наличия в доме такой диковинки, как перегонный куб!

-Мне пришлось физически, огромадными ножницами - хорошо, хоть, в доме нашлись! - резать металл и физически же лудить поверхности и швы оловом -хоть оно нашлось на торжище! Всё физически потому что я - я! - не знаю, не ведаю заклинаний, режущих или лудящих металл. Я вкалывал и потел, как последний раб во время посевной, как рассказывал мне Фунна. Сам-то я посевной не видел и, надеюсь и уповаю, что не увижу. Хорошо, что у меня было три свободных дня до свадьбы этой мордредовой, «действа сверчков», и на самом деле оказавшейся препоганою штукой, поцелуй меня Дементор, да и жёнушку не забудь покрепче-покрепче, она ж любит слюнявые поцелуйчики! Я сделал ёмкость, собственно, сам куб, хоть он и получился у меня далеко неправильной формы, трубку, всё из лужёной меди, не то ведь вкус от меди передастся ышке бяха. Совсем замучался гнуть эту трубку на старом дереве во дворе, боясь пережать её, загубив с трудом сделанную тонкую заготовку. Я же теперь - рачительный хозяин, и каждую осьмушку коровы мы с Фунной подсчитываем. Но, слава Мерлину, змеевик получился отменный, что уж тут стесняться, ведь фактически дыхание перехватывало, когда я его делал!

Потом Снейп, выполнивший клятву, данную самому себе, но ещё не до конца, приказал рабам найти бочку для засолки овощей поменьше, выскоблить её дочиста и залить колодезной, ледяной по такой погодке, водой. Сам же прилудил змеевик к кубу так, чтобы носик трубки чуть торчал над охлаждающей водой. В куб залили большую корчагу ышке бяха и поставили его на огонь, прямо на две конфорки. Через некоторое, но достаточно значительное время Северус радовался свершённой клятве и уже снимал сливки со своего творения, весьма активно закапавшие с носика трубки в подставленный рог, а затем и широкий плоский высокий стакан с глупенькими картинками сношающихся нимф и сатиров, тоже чистый. Просто тогда Снейп выпил и его, чуть-чуть, на пробу.

После дегустации, показавшей, что дело стоило свеч, когда Господин их захмелел с такого малого количества выпитого, рабы подставили пустую и тоже чистую, насколько смогли отскрести её, корчагу, под носик змеевика. Господин дома обязал кухонных рабов под угрозой избиения у столба, и это по такой холодрыге, когда они привыкли к жару, исходившему из очага и с плиты, несколько раз на дню менять воду в бочке, вычерпывая её практически до дна и наливать свежую холодную воду. Конечно, рабам забот только прибавилось да как, ведь средь кухонных рабов по очереди выбирались дежурные на ночь, не спящие до третьих петухов, когда приходили готовить остальные, поспавшие рабы - следить за огнём, чтобы не случилось пожара в доме и водою, чтобы не вылилась и не выкипела ненароком. А всё сие для того,