Звезда Аделаида - 2

отводил их в лес на верную погибель, как делают многие и многие другие, невежественные роды со своими теми-кто-…

Гарри едва ли понимал треть сказанного - так убог был его язык, язык всего лишь раба Истинных Людей.

- Нету деревяшки? С собой взять забыл потому, как стыд потерял и голым теперь у завоевателей- сокрушителей наших расхаживаешь?! По их глупому и непристойному обычаю обнажать тела свои уродливые, негожие, хоть и схожие с телами наших погибших мужчин?

… Это мальчик насмотрелся на то, как легионеры сушились от пота, заработанного во время битвы и последующих насилий. Они расхаживали по лагерю без туник, голыми, подсушивая тела, время от времени согреваясь в наступившей холодной ночи у костра. Даже раненые, которых, к слову, было только пятеро, сидели или развалились в повязках, наложенных Формеусом Верокцием на их немытые тела...

Тут костерок лизнул спину Гарри, и он закричал громко и истошно, таким непростым образом попросту развлекая всех присутствующих мучителей пронзительными воплями. Через некоторое, весьма неприятное и болезнетворное для него время в х`нарых` вбежали несколько пальцев - Гарри было не до счёта - на-х`э- м-ни-ков. Они быстро разогнали всех остальных, глядящих на пытку Гарри инвалидов, уродов, брюхатых пинками, в том числе и Гарри, которого просто скинули с самодельной, быстровозводимой «жаровни» в сторону. Из разговора двух пальцев на-х`э-м-ни-ков, ведущихся на более-менее понятном Гарри языке, выяснилось, что они и явились-то только случайно так вовремя, придя порыскать по х`нарых`хэ в поисках воды жизни. Может, не нашли чего в поспешном повальном вчерашнем грабеже, занимаясь больше пытками и насилиями, которым мешали эти двое сумасшедших братца Снепиусов, разгоняя наёмников на самом интересном для них, конечно же, месте или Распиная прямо на бабе.

Костёр же развели побольше, плеснув в него для интереса сначала немного добытой из потайного места ышке бяха - подумать только, она - вода жизни - ещё и горит! Кроме того, что обжигает рот, щёки и глотку и то-что-внутри, ударяя потом в голову так, что хочется петь и плясать под собственное воинственное пение, а после иметь баб и молодняк из парней.

Да ещё как горит!

В огонь побросали выломанные из х`нарых` доски и палки. А потом, разойдясь, начали, под горестный вопль сильно брюхатых женщин и неистовые крики калек (а что им оставалось делать, кроме как кричать!), обрывать шкуры со стен дома-шатра Истинных Людей. И куда подевались все молодые воины? Они б такого не потерпели. Куда подевались опытнейшие воины и сам Х`ынгу, достойные преклонения воины и как они все были перебиты рим-ланх`ы-ни-на-ми, Гарри хорошо помнил. Уж что-что, а на память он не жаловался. Помнил же он всё, от начала битвы, когда древнего старика начал теснить Х`ынгу до того мига, когда прежде грозного вождя ткнули в сердце каким-то широким кинжалом. А после… После началось нечто невиданное, о чём лучше не вспоминать. Для сохранения в целости и сохранности своих же собственных мозгов. Но Гарри не помнил ничего, он же банально проспал после бега наперегонки с квадригой штурм собственного становища.

Но дым от пожара проник в лёгкие Гарри, и он чуть не задохнулся от запаха палёной, хоть и старой, дублёной кожи. Он собрался с силами и выскочил из уже рушащегося х`нарых`хэ потому, что пламя лизало уже его потолок, обваливающийся кусками прогоревших шкур внутрь. И в точку. Как только Гарри оказался снаружи горящего дома-шатра, тот тут же, с грохотом обрушился да прямо сразу и весь, и пламя вознеслось ввысь, к богам, живущим и в священных рощах, и высоко на небе в своих роскошных, нерукотворных х`нарых`хэ…

Никогда никто их живых, кроме друида, как он рассказывал громко и нараспев о своих славословиях богам и полученным от них повелениях, так, что слышно было даже рабам, не видывал этих богов. Но Х`ынгу не прислушивался к этим повелеваниям, а делал всё по-своему, не жил в мире с соседями, за что и пришло огромное несчастье в его, прежде такое гордое и жестокое, племя. И вовсе Гарри не виновен в пришествии воев в блистающих доспехах, это всё Х`ынгу дела небогоугодные! И вовсе не за что было пытать Гарри столь жестоко - до сих пор обожжённая спина болит. Только Х`ынгу своим небрежением к богам призвал такое громадное, не сказать, последнее потому, что оставались ещё живые, горе-несчастие на своё племя!

А вот молодые Истинные Люди - воины… Где же они? Поттер, пошатываясь от боли в обожжённой спине, сильно избитый, брёл по разорённому становищу Истинных Людей, и видел одних лишь мертвецов. Ни одного живого Истинного Человека или его бабы, или ребятёныша ему не встретилось. Все, кто остался в живых, попрятались после пожара, уничтожившего их х`нарых`, их зимнюю защиту от стужи и метелей, в обширном лесу.

Оказалось, много молодых воинов - кого убили при защите х`нарых`, многих же замучали до смерти - Гарри видел их страшные, очевидно, изнасилованные, раз с разорванными по швам штанами, с опалёнными ногами и штанинами, но все пробитые в сердце уже знакомым тонким остриём благородного хозяина, трупы.

А остальных молодых воев Истинных Людей и подростков, да и почти всех женщин с подросшими детьми, наверняка, поработили. Младенцев на этот раз убивать не стали - их просто оставили без матерей тем бабам, которые на сносях, у них всегда грудь полным-полна молоком.

- А сделали так, чтобы вновь размножилось племя моих благородных хозяев, и через несколько десятков пальцев лет пришли бы снова рим-ла-нх`ын-ин-ы, в основном, за женщинами и данью, - догадался, и совершенно верно, бедный Гарри, у которого болело от «поджаривания», а особенно от избиений, всё тело.

Ведь был он вовсе не так глуп, как думает и говорит о нём прекрасный Сх`э-вэ-ру-у-с-с, хоть и оставался рабом по привычкам да и по мироощущению.

К смерти Гарри было не привыкать - мёрли воины с тяжёлыми, гноящимися, неизлечимыми ранами, с которыми даже сам священный друид, обладающий, без сомнения, некоторой магией, справиться не мог, и воинам устраивали пышные правильные похороны во всепоглощающем огне. Мёрли женщины от окотов. Мёрли во множестве и младенцы, и малые дети от всякой неопознанной заразы. Мёрли все, но не такой страшной смертью, как молодые воины, с опалёными пятками и разорванными на заду штанами, с явными следами насилия над собою. Те-кто-не-умер-вовремя тоже были искалечены, и старухи лежали с задранными бесстыдно, но не по своей воле, подолами, с окровавленными ляжками и икрами.

Но от вида истерзанных трупов мужчин, окровавленных тех-кто-не-умер-вовремя с перерезанным глотками, так, что головы почти отвалились от шеи, Гарри впервые в жизни почувствовал какую-то странную жгучую кислятину и горечь, медленно, но верно подступающие к самому горлу. Что это? Неужели блевота? Но Гарри никогда не блевал раньше. Ему стало сначала очень много пальцев раз, как страшно, а потом…

Потом его вырвало желчью. Много пальцев раз выворачивало его наизнанку, покуда он, незаметно для себя, добредя до родной, уже вырытой полу-землянки, вконец обессилев, тяжело дыша, опустился, почти что рухнул… Рядом с трупом Вудрэ, раба, который помог Гарри исцелить Тох`ыма после кровотечения. Когда Тох`ым уже почти стал тот-кто-умер, лишь изредка грудь его тогда поднималась и опускалась, да всё реже и реже, пока не перестала подниматься-опускаться вовсе… Жуткое воспоминание, лучше бы его Гарри забыть навсегда.

Уже не от вида страшных мертвецов, а именно из-за нахлынувшего, словно наяву, воспоминания о добром друге, заменившем ему старшего брата - Тох`ыме, Гарри совсем затосковал. Он лежал, закрыв глаза, почти, как мёртвый.

- Только навеса не успели мои… сотворить-сделать. Может, и не увидели, и не заметили бы их под навесом этим. Они ж на таком отдалении от х`нарых`-х`э Истинных Людей!

Это было последней связной мыслью Гарри. Он был так измучен побоями, пыткой огнём, да всем, что он видел и чувствовал после, и он свалился в обморок, непредугаданный такой преогромный и сильный, всеобъемлющий обморочище.

Там, рядом с трупами старых рабов х`васынскх`, его и нашёл Снейп, с утра обегавший весь лагерь, заметивший изломанный ревень и следы тела, которое волокли по траве, но подумал со зла на легионеров. Увидев же пылающий, до небес, коптящий костёр в стойбище, где уже ничего и ни «полезного», вроде, не оставалось, Северус на всякий пожарный случай поспешил к горевшему дому - шатру. Вскоре, достаточно далеко от пылающего зимнего дома кочевников, с валявшимися поодаль от остальных рядом с большой