стояло унылое бормотание — Мартен все молился. Руки и ноги у меня сделались холодными как свинец, тяжелыми и неуклюжими.
А хуже всего, я чувствовал, как по телу мало-помалу распространяется холодное онемение, вызванное переохлаждением. Я обнаружил, что уже не дрожу, — это был дурной знак. Я промок насквозь, и поблизости не было огня, у которого я мог бы согреться.
Небо снова расколола молния. Меня осенило. Я расхохотался ужасным смехом.
Выглянув за холм, я с удовлетворением обнаружил, что лучников там не осталось. Однако главарь выкрикивал новые приказы, и я не сомневался, что они вот-вот найдут новые луки или заменят тетивы. Хуже того: они могут просто выйти из своего убежища и тупо задавить нас числом. Там все еще было никак не меньше дюжины бойцов.
Мартен по-прежнему молился, лежа ничком.
— Тейлу, в пламени не сгоревший, храни меня среди пламени!
Я пнул его ногой.
— Вставай, черт бы тебя побрал, а не то нам всем конец!
Он перестал молиться и поднял голову. Я крикнул что-то невнятное и наклонился, чтобы поднять его на ноги за ворот рубахи. Сильно встряхнул его и свободной рукой сунул ему его собственный лук, не понимая, как он тут оказался.
Снова полыхнула молния, и я увидел то, что видел он. Мои руки были по локоть измазаны кровью часового. Струи дождя размыли ее, но не смыли до конца. В короткой, ослепительной вспышке света кровь выглядела черной.
Мартен машинально взял лук.
— Стреляй в дерево! — крикнул я, перекрывая гром. Мартен уставился на меня так, словно я сошел с ума. — Стреляй!
Должно быть, в моем лице было нечто такое, что его убедило. Однако стрелы у него рассыпались, и, наклонившись, чтобы найти стрелу, он снова завел свою молитву.
— Тейлу, Энканиса к колесу приковавший, не остави меня во тьме кромешной!
После долгих поисков он наконец отыскал стрелу и трясущимися руками принялся накладывать ее на тетиву, не переставая молиться. Я снова стал смотреть на лагерь. Главарь сумел восстановить порядок. Я видел, как его губы шевелятся, отдавая приказы, но не слышал ничего, кроме дрожащего голоса Мартена:
Внезапно предводитель остановился и склонил голову набок. Он застыл неподвижно, как бы прислушиваясь. Мартен продолжал молиться:
Главарь быстро огляделся по сторонам, словно услышал нечто, что его встревожило, и снова склонил голову набок.
— Он тебя слышит! — яростно зашептал я Мартену. — Стреляй! Он их к чему-то готовит!
Мартен прицелился в дерево в центре лагеря. Ветер хлестал его, а он все молился:
Главарь разбойников запрокинул голову, словно искал что-то в небе. Что-то в этом движении показалось ужасно знакомым, однако мысли у меня путались: заклинательский озноб сжимал свои когти. Разбойничий главарь повернулся, устремился к своей палатке и исчез внутри.
— Стреляй в дерево! — заорал я.
Он выпустил стрелу, и я увидел, как она крепко вонзилась в ствол громадного дуба, что возвышался в центре разбойничьего лагеря. Я нащупал в грязи одну из рассыпавшихся Мартеновых стрел и расхохотался при мысли о том, что я затеял. Из этого могло ничего не выйти. Это могло меня убить. Всего одна ошибка. Плевать! Я все равно уже покойник, если не найду способа согреться и обсохнуть. Скоро наступит шок. Может быть, я уже в шоке.
Моя рука стиснула стрелу. Я разделил свой разум на шесть частей, выкрикнул связывание и вонзил стрелу в мокрую землю. «Что наверху, то и внизу!» — вскричал я: это была шутка, понятная лишь тому, кто учился в Университете.
Миновала секунда. Ветер улегся.
Все стало белым. Вспышка. Грохот. Я почувствовал, что падаю…
И все.
ГЛАВА 92
ТАБОРЛИН ВЕЛИКИЙ
Я очнулся. Мне было тепло и сухо. Было темно.
Знакомый голос задал вопрос. Мартен ответил:
— Это все он! Это он все сделал.
Вопрос.
— Ох, Дан, об этом я говорить не стану! Богом клянусь, не стану. Даже и думать об этом не хочется. Сам у него спрашивай, коли хочешь.
Вопрос.
— Ты бы понял, кабы сам видел. И тогда бы ты не захотел ничего знать. Не вставай ему поперек дороги! Я видел, каков он в гневе. Вот и все, что я тебе скажу. Не вставай ему поперек дороги!
Вопрос.
— Брось, Дан. Он убивал их, одного за другим. А потом малость спятил. Он… Нет, нет. Больше ничего говорить не стану. По-моему, он призвал молнию. Точно сам Господь.
«Точно Таборлин Великий», — подумал я. Улыбнулся и уснул.
ГЛАВА 93
ВСЕ МЫ НАЕМНИКИ
Я проспал четырнадцать часов и проснулся здоровеньким, как огурчик. Моих товарищей это, видимо,
