— А я сочинил новый куплет к «Лудильщику да дубильщику»! — звонко заявил мальчишка.
Остальные зашикали на него, но я улыбнулся.
— Что ж, давай послушаем!
Мальчишка напыжился и запел тонким голоском:
Я расхохотался.
— Славно, славно! — похвалил я его. — А как тебе такой вариант?
Мальчишка поразмыслил.
— Мне мое больше нравится, — сказал он после недолгих раздумий.
Я похлопал его по спине.
— И правильно, настоящий мужчина держится своего слова!
Я обернулся к предводителю маленькой труппы.
— А как насчет слухов?
Он призадумался.
— К северу отсюда, в Эльде, шалят разбойники.
Я кивнул.
— Теперь с ними покончено, по крайней мере, мне так говорили.
Он поразмыслил еще.
— Я слышал, что Алверон женится на женщине из рода Лэклессов.
— А я знаю стишок про Лэклессов! — снова влез мальчишка и принялся декламировать:
— Цыц! — Старший отвесил парнишке легкую затрещину и виновато посмотрел на меня. — У малого цепкий слух, но вежливости ни грамма.
— На самом деле, — сказал я, — я бы послушал.
Он пожал плечами и отпустил мальчишку. Тот зыркнул на него исподлобья и начал снова:
— Ну, один из этих загадочных стишков, — виновато сказал отец. — Бог весть, где он их берет, однако же он соображает достаточно, чтобы не повторять всякие гадости.
— А где ты это слышал? — спросил я.
Мальчишка поразмыслил, потом пожал плечами и почесался под коленкой.
— Не знаю. Ребята пели.
— Ну, нам пора в путь, — сказал старший, взглянув на небо. Я порылся в кошельке и протянул ему серебряный нобль.
— Это за что? — осведомился он, с подозрением глядя на монету.
— Это вам на нового медведя, — сказал я. — У меня тоже бывали тяжелые времена, но теперь я при деньгах.
Они удалились, рассыпаясь в благодарностях. Бедолаги. Ни одна уважающая себя труппа эдема руэ ни за что не опустилась бы до медвежьей травли. Это не имеет отношения к искусству, этим нельзя гордиться.
Однако же трудно винить их за то, что в жилах у них не текла кровь эдема руэ, а нам, актерам, следует заботиться друг о друге. Кто ж о нас еще позаботится?
По пути мы с Темпи обсуждали летани, а по вечерам занимались кетаном. Это давалось мне все легче, и иногда я успевал дойти даже до «хватания дождя», прежде чем Темпи ловил меня на какой-нибудь мизерной ошибке и заставлял начать все сначала.
Мы с ним отыскали довольно уединенное местечко возле трактира, где остановились на ночлег. Дедан, Геспе и Мартен сидели внутри и пили. Я старательно повторял кетан, а Темпи тем временем сидел, прислонившись спиной к дереву, и упорно повторял базовые упражнения для пальцев, которым я его научил. Снова и снова. Снова и снова.
Я как раз закончил «вращение рук», когда уловил краем глаза какое-то движение. Я не стал останавливаться: Темпи приучил меня ни на что не отвлекаться, когда я выполняю кетан. Если бы я обернулся посмотреть, пришлось бы начинать все сначала.
Двигаясь мучительно медленно, я начал «обратный танец». Однако, как только я поставил ногу на землю, я тут же почувствовал, что у меня что-то не так с равновесием. Я ждал, что Темпи меня окликнет, но Темпи молчал.
Я прервал кетан, обернулся и увидел, что в нашу сторону грациозной и хищной походкой направляется группа из четырех адемских наемников. Темпи уже поднялся и шел им навстречу. Моя лютня была убрана в футляр и стояла прислоненной к дереву.
Вскоре все пятеро уже собрались тесной группой, почти соприкасаясь плечами. Они сошлись так тесно, что я не слышал ни слова из того, о чем они говорили, и даже рук их не видел. Но по развороту плеч Темпи я догадывался, что он чувствует себя неловко и виновато.
Я понимал, что окликнуть сейчас Темпи было бы невежливо, и потому подошел поближе сам. Однако не успел я подойти достаточно близко, чтобы услышать разговор, как один из незнакомых наемников
