Северус вышел вперёд на два шага, на всякий случай загораживая Гарри.
- С чем изволили вы явиться, Вольфы славные, Тиукраггах, предводитель Тинга, и брат твой старший, герцог Дитрих, да не одни, а с детьми своими?
- Олав попросил меня…
А он мой первенец, уже сражавшийся в битвах с гвасыдах, вот и не сумел я отказать ему. Пришли мы подивиться замку этому с подвижными, видать, из-за кудесничества великого, громадными лестницами и так красно изнутри украшенного, что, глядя снаружи на крепость неприступную, не знали мы о внутреннем убранстве.
- Хотите ли посмотреть замок изнутри, пройтись по длинным, извилистым коридорам его? - вежливо отозвался Снейп.
- Да, оченно хотелось бы, но вот лестницы эти… - промямлил Тиукраггах, - дюже страшными кажутся нам. Так высоко подымаются они, да и на месте не стоит никакая, а все ворочаются. И помещение внутреннее замка громадным оказалось, не таким, что снаружи. Вроде, и крепость не особо большая.
-
- Так желаете ли вы, гости драгоценные…
- Желал бы сын мой Олав здесь поселиться с семьёй, которой обзавёлся он в марте, и жена его Вольфрига, из знатной семьи Гельфрихов взятая, сильно брюхата. Уж вовсю выпирает у ней чрево.
Да и я хочу переселиться в замок этот из дома, мне не подходящего, всего лишь герцогу Некитахуса. А разве не для нас всех, и вас, господ волшебников, и дружины моей, - оживился Дитрих, - строили вы замок этот взамен двух, хоть и лёгких, дышащих, деревянных, но построенных по решению глупому Тинга в низине, на болотах? Так и утонул один замок за другим, если вы не ведаете историю эту, на месте одном и том же построенные, по дурости и отсутствию моей военной мудрости и всей дружины толковой. Там, в замке первом, погиб мой старший брат, бывший герцогом до меня, единый сын от Вуйи прекрасной, жены первой отца нашего общего с Тиукраггахом.
Северус с трудом переваривал нежданную новость о совсем уж непроходимой тупости вестфалов, построивших два замка на болоте. Он же успел прочитать только об одном!
Потом профессор оглянулся и внимательно посмотрел на Гарри. Тот явно понял не всё, но основную мысль о желании Вольфов попасть в Хогвартс уловил и кивнул понимающе.
Поттер сделал несколько шагов вперёд, оказавшись совсем близко от «гостей», желающих стать хозяевами нового строения и сказал им на ломаном, несмотря на тесное общение, вестфальском наречии:
- О благородные мужи селения Некитахус! Замок этот будет наполнен вскоре детьми-волшебниками. Их будет много. Очинно много.
Так не составят ли дети непредсказуемые, к тому же волшебников отпрыски, дурное общество благородному Дитриху и Олаву Вольфам, да и в каминном здании дышеться с трудом. Каминь, в отличее от древа, плохо пропускает воздух. Камень мёртв, да и в осанавании замка заложены кости человечьи.
Увидев отвращение на лицах пришедших, Гарри продолжал гнуть своё, на что Северус не смог бы пойти при всём желании, тревожа память об ушедшем Квотриусе.
А вот Гарри смог, ну запросто и легко:
- Да, одного из нас, волшебников, мы принесли в жертву комням этого замка, убив его собствиннаручно, особлива мучительной смертью.
Лица гостей перекосило ещё больше, но Гарри не успокоился, провожая незваных пришельцев кровожадной историей убийства «третьего» мага, ни разу не назвав его по имени. Так он, вроде, хранил лицо перед Северусом, ни разу не назвав погибшего «Квотриуссахом». Однако гости всё поняли, особенно, когда Гарри повёл речь о призраке невинно убиенного и заживо расчленённого волшебника. Ими, двумя, специально доставленного в Некитахус для жертвоприношения, о чём тот, разумеется, не знал. А как он умолял их убить его поскорее, не мучая, не издеваясь, не причиняя излишней бо…
- Хватит, Гарри мой Гарри, перестань. Добился своего ты словесами ужасающими своими.
Снейп не знал, радоваться ему или печалиться из-за таких извращённых «подробностей» гибели Квотриуса. Его коробило от осквернения светлой памяти возлюбленного брата названного, и было тяжело от никогда не покинущего воспоминания о его добровольном уходе из жизни в возрасте по-настоящему цветущем. Квотриус был полон любви к нему, Севу, большей, чем любовь к реальной, безоблачной, но краткой жизни с ним.
Сам Господин дома Снепиус Северус так сказал ещё лишь желанному сводному брату, что он из далёкого будущего и мечтает туда вскоре вернуться.
А всё этот Гарри… его Гарри. Он не давал Квотриусу жить спокойно, лишь своим присутствием в доме Снепиусов ли, за пологом ли деревянной избы разъедал сердце возлюбленного брата и душу, заражал разум. Всё было проникнуто тлетворным духом тяжкой, жгучей, непереносимой ревности. Вот и не вынес несчастный Квотриус, когда вновь, всего в третий раз случилось мерзкое. Северус предпочёл ему Гарольдуса.
Но возвращаться к этой теме было по-прежнему больно, если ещё не больнее, чем сразу после смерти возлюбленного брата.
Северус каждый вечер, умывшись после работы, когда Гарри уже вовсю ел сытную кашу с разваренной вяленой бараниной, преклонялся перед погребальной урной с прахом Квотриуса, разговаривал с ней недолго, представляя, что перед ним живой и невредимый Квотриус во плоти, такой прекрасной. А уж душа-то у него была звездоокой, и сам он путеводной звездой был, центром мира для Северуса, вокруг которого вращались и созвездия неведомых миров, и земные «созвездия», видимые лишь внутренним оком влюблённых, по праву любви разделённой, одной на двоих. И сам Северус вместе со звёздами улетал от любви той великой вслед за поздно встававшим солнцем осенью, зимой и мартиусом, единственным весенним месяцем, проведённым урывками вместе, вращаясь вокруг центра мира, Квотриуса. Нет, не забыть Северусу ни во времени этом, ни в «настоящем» последней его ночи с Квотриусом. Снейп не забудет вовсе ни одной ночи и утра, отведённых любви.
Ни стихов Квотриуса не забудет он, которые поклялся именем достойным графа Снейп переиздать книгой отдельной, с основными биографическими данными короткой жизни столь великого поэта, испробовавшего впервые в истории латинской поэзии новый жанр, забытый на века. Верлибр, свободный или белый стих.
Однако сейчас Северус не мог не оценить слизеринскую находчивость Гарри его Гарри, выгнавшего суеверных вестфалов рассказом о жертвоприношении, да ещё и с такими подробностями, что гости с позором сбежали из столь проклятого замка «на костях» с привидением.
А что, вполне себе готично!
Северус ощутил прикосновение выше локтя. Его звал Гарри, говоря:
- Не пересолил ли навар я, Северус сребряноглазый мой? Не противно тебе теперь будет со мною, лживым, дело иметь?
- А что-то забыли мы сделать… вместе?
Снейп нарывался на откровенность.
- Но… Северус мой яснодухий…
Гарри замялся и собрался уже покраснеть, но вдруг решительно, как… в тот раз мотнул головой так, что волосы его прошлись тяжёлыми волнами по спине, и докончил… почти уверенно:
- Северус прекрасноликий мой, чудноглазый, со сребром в очах твоих, там, где становятся очи души колодцами, бледным обликом своим, Луну затмевающим яркостью кожи младой, - он перешёл на английский, - весь ты прекрасен, возлюбленный мой, и пятна нет на тебе.
О, ты прекрасен, возлюбленный мой, и любезен! Кровли домов наших - кедры, потолки наши - кипарисы.
Северус неприязненно поморщился цитате из маггловской Библии, так много напоминавшей, но тут же сделал вид, что просто ничего не понял. Он хотел узнать, что дальше скажет Гарри. Молодой человек вновь заговорил на латыни:
- Скажу тебе, о Северус мой ясноокий, черноглазый, что взгляд твой с бархатом и атласом одновременно схож. Столь мягок он, но блестит слезами невыплаканными.
