элементарного характера представляющие собой всего-навсего список имен и адресов, такое можно найти в любой телефонной книге, не содержали ничего тайного, что надо было бы охранять от нездорового любопытства посторонних. Женщина с улыбкой поблагодарила за предложение помощи, но не приняла его, сказав, что не собиралась сидеть сложа руки и смотреть, как он работает. Минуты шли, страницы переворачивались, дошли уже до четверга, а Тертулиано Максимо Афонсо так и не появился. Антонио Кларо начал нервничать, проклиная идею, которая привела его сюда, он спрашивал себя, какую пользу принесло бы ему это проклятое письмо, если бы они его нашли, и не находил вразумительного ответа, а ситуация становилась все более неловкой, он шел сюда, теша себя, словно кот, облизывающийся в предвкушении лакомства, надеждой хоть немного удовлетворить свое самолюбие, свое тщеславие, а теперь ему было только стыдно. Женщина захлопнула книгу. Мне очень жаль, но его здесь нет. Простите, прошу вас, что заставил вас работать из-за такого пустяка. Если вам так хотелось прочитать это письмо, значит, оно не такой уж пустяк, великодушно позолотила она пилюлю. Мне сказали, что там было что-то, что могло меня заинтересовать. Что именно. Точно не знаю, что-то о важности вклада второстепенных актеров в успех фильма, если я правильно понял. Женщина вздрогнула, словно ощутив толчок пробудившейся памяти, и спросила: вы говорите, там было что-то о второстепенных актерах. Да, ответил Антонио Кларо, боясь поверить, что перед ним вновь забрезжила надежда. Но это письмо было написано женщиной. Женщиной, повторил Антонио Кларо, чувствуя, что голова у него идет кругом. Да, сеньор, женщиной. И что же затем произошло, с письмом, разумеется, а не с женщиной. Первый сотрудник, который его прочитал, решил, что случай совершенно невероятный, и побежал к бывшему заведующему нашим отделом, который в свою очередь передал документ в администрацию. А потом что. Больше оно сюда уже не вернулось, или его спрятали в сейф, или оно было перемолото шреддером по распоряжению председателя административного совета. Но почему, почему. На то имеются две очень важные взаимосвязанные причины, одной из них может быть пресловутое рассуждение о вкладе второстепенных актеров, а другой – опасение администрации, что его станут читать не только в нашем учреждении, но и вне его, по всей стране, и, чего доброго, появится какое-нибудь обращение, петиция с требованием справедливого равенства для второстепенных актеров, что может привести к целой революции в нашей отрасли, и потом, вы представляете себе, что бы случилось, если бы это обращение было подхвачено и другими второстепенными слоями общества. Вы упомянули о бывшем начальнике отдела, почему бывшем. Потому что благодаря своей гениальной предусмотрительности он тут же получил повышение. Значит, письмо исчезло, пробормотал разочарованный Антонио Кларо. Оригинал исчез, но я сделала для себя с него копию, так сказать, дубликат. Вы сохранили копию, дубликат, повторил Антонио Кларо, чувствуя, что дрожь, пробежавшая по его телу, была вызвана не столько первым, сколько вторым из этих двух слов. Идея показалась мне настолько неординарной, что я решила совершить небольшое нарушение внутреннего распорядка. И у вас есть это письмо. Оно у меня дома. Ах, дома. Если вы желаете получить дубликат, я вам его, без сомнения, дам, в конце концов настоящим адресатом письма был актер Даниел Санта-Клара, законно представленный в вашем лице. Не знаю, как вас благодарить, а теперь разрешите мне повторить то, что я вам уже сказал, мне было чрезвычайно приятно познакомиться и побеседовать с вами. У меня бывают удачные дни, сегодня, видимо, один из них, а может быть, это потому, что я вдруг почувствовала себя как бы персонажем романа. Каким персонажем, какого романа. Не важно, оставим фантазии, вернемся к реальной жизни, завтра я сделаю ксерокопию и пошлю ее по почте вам домой. Не хочу затруднять вас, я зайду сюда сам. Ни в коем случае, вы себе только представьте, что начнется в нашем учреждении, если кто- нибудь увидит, как я передаю вам какую-то бумагу. Вы не хотите рисковать своей репутацией, спросил Антонио Кларо, и его губы уже начали было складываться в некое подобие лукавой улыбки. Намного хуже, я не хочу рисковать своим местом. Простите, я, наверное, показался вам нахалом, но я не хотел вас обидеть. Конечно, вы только немного не так поняли смысл моих слов, такое часто случается, но, к счастью, со временем благодаря постоянной практике у нас вырабатываются фильтры. Какие такие фильтры. Это как бы сито, через которое проходит голос, слова, просачиваясь сквозь него, всегда оставляют на нем какой-то осадок, след, и для того чтобы понять, что нам хотели сказать в действительности, нужно тщательно изучить этот осадок. Какой сложный процесс. Вовсе нет, необходимые операции совершаются мгновенно, словно в компьютере, и никогда не накладываются друг на друга, все идет своим порядком, надо только немного потренироваться. Возможно, это природный дар, как, например, абсолютный слух. Абсолютного слуха не требуется, достаточно просто услышать слово, тут нужна острота восприятия совершенно другого рода, но не думайте, что все это так приятно, я сужу по себе и не знаю, что происходит с другими людьми, но иногда я прихожу домой в ужасном состоянии, мои фильтры просто забиты грязью, которую не смоешь под душем, как с тела. Теперь воробей поет уже не канарейкой, а соловьем. Боже мой, какой тут густой осадок, воскликнула женщина. Мне бы хотелось еще с вами встретиться. Думаю, да, мой фильтр дал мне понять это. Я говорю серьезно. Но не всерьез. Я даже не знаю вашего имени. А на что оно вам. Не сердитесь, но люди обычно представляются друг другу. Когда для этого есть причина. А сейчас ее разве нет, спросил Антонио Кларо. Откровенно говоря, я ее не вижу. Возможно, мне еще понадобится ваша помощь. Это очень просто, попросите моего начальника позвать ту служащую, которая помогла вам сегодня, хотя, скорее всего, вами займется моя коллега, та, что сейчас в отпуске. И я о вас больше ничего не узнаю, да. Я выполню свое обещание, вы получите письмо человека, пожелавшего узнать ваш адрес. И это все. Все, ответила женщина. Антонио Кларо поблагодарил своего школьного друга, они еще немного поговорили, а в конце он спросил: как зовут сотрудницу, которая меня обслуживала. Мария, а что. Да просто так, я не узнал ничего нового. А что ты уже знал. Ничего.
Подвести итоги оказалось делом несложным. Если кто-то говорит нам, что написал письмо, а потом оно появляется за подписью кого-то другого, тогда одно из двух, либо второй человек написал его по просьбе первого, либо первый подделал подпись второго. Это бесспорно. Допустив, что адрес, указанный в письме, принадлежит не первому человеку, но второму, который, очевидно, и получил ответ из кинокомпании, можно предположить, что все шаги, предпринятые на основании содержавшейся в нем информации, были сделаны исключительно только первым человеком и ни в коем случае не вторым, данный вывод напрашивается сам собой, с логической точки зрения здесь все более чем ясно. Из этого следует, что, во-первых, оба человека договорились о том, чтобы произвести данную эпистолярную мистификацию, и, во-вторых, что целью первого человека было остаться в тени до самого последнего момента, в чем он и преуспел. На столь элементарные логические построения Антонио Кларо истратил три дня, пока не получил письмо, посланное загадочной Марией. В письмо была вложена карточка с такими словами, написанными от руки, без подписи: надеюсь, это вам для чего-нибудь пригодится. Сам Антонио Кларо задавал себе вопрос: что же мне теперь делать. Впрочем, надо сказать, что если бы мы применили к данной ситуации теорию фильтров или сита для слов, то обнаружили бы здесь присутствие некоего побочного элемента, взвеси или просто осадка, как предпочитает называть это сама Мария, которую Антонио Кларо дерзнул назвать, лишь ему одному известно, с какой целью, сначала канарейкой, а потом соловьем, и сейчас, когда нам уже объяснили, каким образом следует такой осадок анализировать, мы можем предположить, что в нем явно просматривается намек на какое-то намерение, пока еще не очень определившееся, и мы ручаемся головой, что оно не возникло бы, если бы письмо было подписано не женщиной, а мужчиной. Мы хотим сказать, что если бы, например, Тертулиано Максимо Афонсо имел какого-нибудь близкого и надежного друга и замыслил сию хитроумную мистификацию вместе с ним, то Да-ниел Санта-Клара просто порвал бы это письмо, сочтя его ничтожной подробностью, не относящейся к сути дела, которая состояла в абсолютном тождестве двух людей, которое сближает их, но вскоре, возможно, непоправимо их разделит. Однако письмо, к сожалению, написано женщиной, ее зовут Мария да Пас, а наш Антонио Кларо, который в своей профессиональной жизни ни разу не получил роли героя-любовника, даже самого что ни на есть захудалого, старается изо всех сил компенсировать сие упущение активностью в своей повседневной жизни, как мы могли убедиться на примере недавнего эпизода со служащей кинокомпании, здесь необходимо пояснить, что если мы до сих пор не касались его любовных наклонностей, то только потому, что до сего времени они не имели прямого отношения к излагаемым событиям. Впрочем, поскольку человеческие поступки в большинстве своем определяются сочетанием импульсов, обусловленных необходимостью удовлетворения как основных, так и побочных потребностей того управляемого инстинктами существа, каким мы все еще являемся, наряду, разумеется, и с некоторыми рассудочными факторами, которые, хоть и с трудом, нам все-таки удается вводить в мотивационную сеть наших действий, могущих относиться как к сфере самого возвышенного, так и самого низменного, быть проявлением как величайшего благородства, так и крайней порочности, мы не станем слишком строго судить Антонио Кларо и примем в качестве временного объяснения его повышенного интереса к отправительнице письма самое обыкновенное любопытство, столь свойственное человеку, проявившееся в данном случае в желании узнать, какого рода отношения связывают идейного автора письма, Тертулиано Максимо Афонсо, и его материального автора, вышеупомянутую Марию да Пас. Мы уже не раз имели возможность убедиться, что у Антонио Кларо нет недостатка в проницательности и широте кругозора, но даже самый изощренный исследователь, оставивший значительный след в области науки криминалистики, не был бы в состоянии вообразить, что в этом необыкновенном случае, вопреки документально подтвержденной очевидности, идейным и материальным автором обмана является один человек, а не двое. А что касается их отношений, то тут в голову прежде всего приходят два предположения, второе из которых представляется более вероятным: или они просто друзья, или просто любовники. Антонио Кларо склонен принять вторую гипотезу, во-первых, потому, что она больше соответствует тем сюжетным перипетиям, свидетелем которых он является в фильмах, в которых ему удается участвовать, во-вторых, потому, что здесь он чувствует себя в хорошо знакомой местности с хорошо знакомыми проторенными путями. И тут настало время спросить, знает ли о происходящем Элена, счел ли Антонио Кларо нужным сообщить ей о своем визите в офис кинокомпании, о поисках в регистрационной книге и о своей беседе с умной и благоуханной Марией, показал ли он ей и собирается ли показать письмо, подписанное Марией да Пас, и намеревается ли он сообщить ей как жене о том, в каком опасном направлении устремляются теперь его мысли. Ответ на эти вопросы является отрицательным, нет, нет и еще раз нет. Письмо пришло вчера утром, и единственной заботой Антонио Кларо было найти такое место, где никто не смог бы его обнаружить. Оно уже там, в тайнике, спрятано между страницами «Истории кино», к которой Элена не проявляла никакого интереса после того, как очень поверхностно просмотрела ее в первые месяцы своего замужества. Истины ради следует также признать, что Антонио Кларо до сих пор, хоть он все время напряженно об этом думает, пока еще так и не сумел составить сколько-нибудь вразумительного плана действий. Но, пользуясь нашей привилегией, состоящей в том, что мы знаем все, до самой последней страницы, что должно произойти в данном повествовании, за исключением тех мест, где нам предстоит еще кое-что сочинить, скажем заранее, что актер Даниел Санта-Клара завтра позвонит в квартиру Марии да Пас просто для того, чтобы узнать, что там кто-то есть, ведь сейчас лето, время отпусков, но он не произнесет ни единого слова, будет хранить безмолвие, чтобы тот, кто возьмет трубку, не принял его по голосу за Тертулиано Максимо Афонсо, потому что тогда ему пришлось бы им притвориться, а это могло бы привести к непредсказуемым последствиям. И совершенно для нее неожиданно через несколько минут, еще до того как Элена вернется с работы, он позвонит на квартиру преподавателя истории, но теперь он не будет безмолвствовать, у него уже заготовлена соответствующая речь, и он ее произнесет, не важно, будет ли кто-нибудь его слушать или придется наговорить ее на автоответчик. И вот что он скажет, вот что он уже произносит: добрый день, с вами говорит Антонио Кларо, думаю, вы не ожидали моего звонка, я был бы удивлен, если бы оказалось, что вы его ждете, предполагаю, что вас нет дома, возможно, вы наслаждаетесь отдыхом в провинции, это естественно, сейчас отпускное время, но, где бы вы ни были, здесь или где-нибудь еще, хочу попросить вас об очень большом одолжении, позвоните мне, пожалуйста, как только вернетесь, я искренне убежден, что мы еще должны многое друг другу сказать, думаю, что нам надо встретиться, но не в моем загородном доме, а в каком-нибудь другом месте, более укромном, вдали от любопытных взглядов, они нам ни к чему, надеюсь, вы со мной согласитесь, звонить мне лучше всего между десятью утра и шестью вечера, в любой день, кроме субботы и воскресенья, но только до конца ближайшей недели. Он не прибавил: потому что тогда у Элены, так зовут мою жену, не помню, говорил ли я вам уже это, начнется отпуск, и она все время будет дома, дело в том, что, хотя я сейчас и не занят на съемках, мы с ней никуда не поедем. Но сказать такое означало бы признаться, что он не ввел жену в курс событий, а поскольку между ним и Тертулиано Максимо Афонсо не сложилось доверительных отношений, то нечего ему, человеку благоразумному и осмотрительному, обсуждать с ним, особенно в столь щекотливой ситуации, подробности своей семейной жизни. Антонио Кларо, который уже доказал нам, что в отношении остроты ума он нисколько не уступает Тертулиано Максимо Афонсо, прекрасно понимает, что теперь они поменялись