получил пост заместителя наркома обороны. А 13 марта того же 1938 года вошел в состав вновь образованного Главного военного совета РККА — узкую коллегию всего из девяти человек вместе со Сталиным, Ворошиловым и несколькими заместителями наркома. Все это явно свидетельствовало о стремлении верхушки партии и государства повысить роль данного звена военно-политической иерархии в процессах «большевизации», а точнее сказать — сталинизации Красной Армии.
В отличие от внутриполитических сил, зарубежным оппонентам Сталина не приходилось лукавить и высказывать неумеренные восторги по поводу назначения нового начальника ПУ РККА. Его истинный смысл они сумели постичь сразу же. Троцкий прокомментировал его с большим сарказмом: «Назначая свою лошадь в сенаторы, Калигула хотел унизить римский сенат. Назначая свеого лакея Мехлиса в вожди Красной Армии, Сталин преследует гораздо менее платонические цели. Бывший личный секретарь Сталина, бездарный карьерист, спец по закулисной интриге, исполнитель наиболее грязных дел хозяина, Мехлис силен лишь поддержкой Сталина. Мехлис — замнаркомвоена! Кто поверил бы этому еще полгода тому назад? Чем больше «врагов народа» истребляет Сталин, подымаясь на их трупах вверх, тем большая пустота образуется вокруг него. Резервы верных ограничены сегодня субъектами типа Мехлиса».[59]
В аналогичном духе высказывался автор выходившего в Париже журнала «Часовой». Мехлиса он характеризовал как человека, обеспечившего себе пост тем, что он не связан никакими дружескими связями с прежним руководством Красной Армии, как старательного исполнителя предначертаний Сталина в борьбе с «бунтующей армией».
Зловещего усердия в кровавой чистке командно-начальствующего и политического состава Мехлису, в самом деле, было не занимать. Мы уже обращали внимание на то, что с его приходом к руководству ПУ предпринимавшиеся до того усилия по разоблачению «врагов народа» были признаны недостаточно активными. Такой вывод он постарался заложить — и успешно — в решения Всеармейского совещания политработников, состоявшегося в апреле 1938 года. В принятом на этом совещании и одобренном Центральным комитетом партии письме Главного военного совета РККА констатировалось, что «ощутительных результатов» в «очистке армии от врагов народа», на что ориентировали февральско- мартовский 1937-го и январский 1938 года пленумы ЦК ВКП(б), несмотря на уже годичное существование института военных комиссаров, добиться пока не удалось.[60] Авторы столь хлестких выводов — а ими были Мехлис в качестве основного докладчика и, как он публично заявил здесь же, перед участниками совещания, Сталин — сами оценивали свои «достижения», сами и определяли новые рубежи.
При этом их не смущало, что аресты и увольнения из армии в предшествующий период и без того образовали зияющую кадровую дыру. В 1937 году число арестованных только армейских политработников достигло 876 человек да в первые месяцы 1938 года — еще 250. Всего некомплект политсостава на 1 января 1938 года составил 10 525 человек, или почти 30 процентов штатной численности.
Воодушевленный доверием Мехлис сразу же взялся за чистку аппарата ПУ и политсостава в главных и центральных управлениях Наркомата обороны, в военных округах, в военно-учебных заведениях, за подбор и расстановку «своих» кадров. Задача — физически устранить всех до единого «шпионов и диверсантов» — была главной, понятной, привычной.
В числе первых документов, которые он подписал в новой должности, стала директива от 14 января 1938 года об участниках так называемой белорусско-толмачевской группировки. До того она называлась по-иному — «внутрипартийной оппозицией 1928 года». Такой политический ярлык тогдашний начальник ПУ A.C. Бубнов приклеил части политсостава Белорусского военного округа и коммунистам Военно- политической академии им. Н. Г. Толмачева за попытку предложить меры по расширению демократических начал в военном строительстве.
Так вот спустя десятилетие Мехлис обязал начальников политуправлений округов, флотов, армий, военных комиссаров и начальников политотделов соединений, военных академий и училищ выявить всех участников этой «группировки» и внести соответствующую запись в их учетные карточки коммунистов. Справка об этом в обязательном порядке представлялась в отдел руководящих партийных органов (ОРПО) Политуправления РККА.
Из сетей не должен был выскользнуть ни один оппозиционер, даже если он уже уволился в запас. Лев Захарович внимательно следил, как выполняется его указание. Через месяц в адрес тех же должностных лиц он дал грозную телеграмму: «Выясняется, что многие руководящие работники не знакомы с директивой ПУ РККА от 14 января… Считаю это ненормальным и обязываю вас ознакомить с этой директивой всех коммунистов РККА».
«Толмачевцы» стали для него личными врагами. Он устроил за ними подлинную охоту. В июле 1938 года, находясь на Дальнем Востоке, он шлет следующую шифровку в Москву своему заместителю: «Назначьте комиссию для обследования и изучения преподавательских кадров Академии Ленина. Если сохранились участники толмачевской группировки, изъять до последнего».
Щупальца этого всепроникающего спрута хватали людей и потом, на протяжении нескольких десятилетий. В 1962 году группа бывших политработников, выпускников Военно-политической академии, а к тому времени уже пенсионеров, обратилась в Главное политическое управление СА и ВМФ с просьбой исключить из их учетных карточек членов КПСС запись об участии в белорусско-толмачевской группировке, законным образом называя ее фабрикацию «результатом господства культа личности» и произвола Мехлиса. В связи с этим они предлагали провести партийное расследование деятельности бывшего начальника ПУ РККА и опубликовать подлинную историю «группировки».
Ветераны поверили, что расставание с прошлым, провозглашенное на XX и XXII съездах партии, действительно может состояться. Партийная верхушка, однако, думала иначе. Априори считая постановления ЦК 1929 года, квалифицировавшие белорусско-толмачевскую группировку как внутрипартийную оппозицию, верными, начальник ГлавПУ генерал армии A.A. Епишев в докладе в ЦК КПСС оснований для изъятия из учетных карточек соответствующей записи не увидел. «Производить в связи с этим вопросом партийное расследование виновности бывшего начальника ПУРа Мехлиса также оснований нет», — заключал Епишев.[61]
Справедливость восторжествовала, правда, для абсолютного большинства «оппозиционеров», увы, посмертно, лишь еще через тридцать лет. Только в мае 1990 года комиссия Политбюро ЦК по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями 30–50-х годов, признала белорусско- толмачевскую группировку грубой фабрикацией ближайшего сталинского окружения.
Но «толмачевцы» вовсе не были единственным противником для Мехлиса. В таком случае все оказалось бы слишком простым. Нет, фантазия опьяневших от крови инквизиторов простиралась намного дальше. «Особенности работы вредителей в Красной Армии сказались в том, — заявил начальник ПУ на Всеармейском совещании политработников, — что здесь орудовало много различных, обособленных шпионских групп. Они действовали по принципу — «врозь идти, вместе бить». Каждая группа держала камень за пазухой против другой. Но всех их объединяло одно — ненависть к нашей большевистской партии, к рабочему классу и к делу социализма».[62]
Докладчик с энтузиазмом развернул свою мысль. Расстрелянных к этому времени М. Н. Тухачевского (бывшего первого заместителя наркома обороны) и И. П. Уборевича (бывшего командующего войсками Белорусского военного округа) он назвал состоявшими на службе германской разведки и причислил к «шпионской ветви вредителей», связанных с так называемым Общевоинским союзом — белогвардейской эмигрантской организацией. Покончившего с собой Я. Б. Гамарника (бывшего начальника ПУ РККА) и расстрелянного И. Э. Якира (бывшего командующего войсками Уральского военного округа) характеризовал как «кадровых, матерых троцкистов, продавшихся японской разведке». С. П. Урицкий (бывший начальник Разведуправления Генерального штаба), по его оценке, — «штатный французский шпион, с большим стажем предательской работы», И. П. Белов (бывший командующий Белорусским военным округом, он сменил Уборевича) — «старый эсер», A.C. Булин (бывший заместитель начальника ПУ РККА) — «старый углановец». Немало оказалось в Красной Армии, нагнетал страсти докладчик, всяких меньшевистских и буржуазно-националистических группировок. В ПУ РККА сидели «правотроцкистские шпионы».
Удивительно, как это Лев Захарович, да и его хозяин, не путались во всяких оттенках взглядов своих противников (один «право-«левацкий» уклон» чего стоит!). Впрочем, это их не беспокоило. Похоже, навешивались первые попавшиеся ярлыки, и чем хлестче и абсурднее звучали они, тем лучше.
