Разоблачить врагов можно было намного раньше, говорил Мехлис, но в ПУ засело немало «болотных элементов и примиренцев», потому-де «вся тяжесть работы» легла на плечи чекистов. Хороши примиренцы, когда, по его собственному признанию, к этому времени было арестовано уже более 1100 политработников, то есть около 5 процентов всего политсостава! «Цифра не столь уж значительная, как любят рисовать отдельные паникеры», — демонстрировал завидное хладнокровие докладчик.
Отдавая должное чекистам, он при этом не собирался и сам оставаться в стороне. Чистку начал с аппарата Политуправления. Самым запущенным считал при этом отдел кадров. Менее 10 дней продержался на должности начальник этого отдела бригадный комиссар М. Р. Кравченко. А еще через месяц был арестован. Оказался, по утверждению Мехлиса, «булинской дубинкой», «участником заговора», переведен бывшим заместителем начальника ПУ Булиным из Белоруссии, чтобы продвигать к руководству «толмачевцев». Начальником отдела кадров был назначен состоявший в запасе РККА секретарь Пролетарского райкома партии Москвы Ф. Ф. Кузнецов, уже к концу года ставший заместителем Мехлиса.
Следующей жертвой кампании против врагов народа в Политуправлении РККА стал секретарь партийной организации Н. Я. Котов. Его тоже убрали с должности в первые же дни работы нового начальника ПУ, вменив ему в вину то, что он скрыл материалы, уличавшие Булина в правотроцкистских выступлениях в 1928 году.
Сокрушительный удар был нанесен по политуправлениям военных округов. В Закавказском военном округе бывший начальник ПУ бригадный комиссар К. Г. Раздольский, по словам Мехлиса, «в порядке показной бдительности» уволил свыше 700 человек, а на поверку «оказался» участником белорусско- толмачевской группировки, сподвижником Гамарника, Якира. Был по инициативе начальника ПУ РККА снят с должности, уволен из армии, арестован. В Сибирском военном округе были репрессированы «матерые шпионы» — начальник политуправления округа батальонный комиссар И. Д. Павлов, член военного совета дивизионный комиссар H.A. Юнг, в Забайкальском военном округе — заместитель начальника политуправления округа дивизионный комиссар Г. Ф. Невраев, военный комиссар Особого корпуса в МНР корпусной комиссар А. П. Прокофьев. В Приволжском военном округе был арестован и отбыл немалый срок под стражей бывший начальник политуправления «правотроцкистский шпион» бригадный комиссар Н. Д. Черемин. Мехлис утверждал также, что не лучшей оказалась ситуация в Белорусском, Северо-Кавказском, Среднеазиатском и других военных округах.
Воистину нарицательным стало имя начальника ПУ Киевского военного округа дивизионного комиссара И. М. Горностаева. Его на разные, но одинаково негативные лады склоняли участники Всеармейского совещания политработников, оно прозвучало в письме Главного военного совета, принятом на этом совещании. Горностаев характеризовался как активный участник военно-фашистского заговора, проводивший подрывную работу, дезорганизовывавший политаппарат.[63] Финал был обычным для тех дней — увольнение из армии, арест, расстрел.
Политические работники КОВО не были гарантированы от серьезных неприятностей и в дальнейшем. 11 января 1939 года командующий войсками округа С. К. Тимошенко направил Мехлису следующую телеграмму: «Заместитель начальника особого отдела КОВО Шевченко доложил военному совету — показанием Шифреса, бывшего начальника академии (Военно-хозяйственной академии РККА. — Ю. Р), Поляков в 1934–1935 гг. активно участвовал в троцкистской группировке, возглавляемой Славиным. Арестованные бывшие инструктора Пуокра Бойко, Соловьев и Волков… подтверждают свои показания о том, что Поляков укрывал и поддерживал бывших толмачевцев».[64] Речь здесь идет о бывшем члене Военного совета КОВО, а позднее комиссаре Военно-хозяйственной академии дивизионном комиссаре М. Н. Полякове, входившем в состав Военного совета при наркоме обороны. На него, уже освобожденного к этому времени от всех постов, судя по всему, собирался компромат, дабы придать последующему аресту видимость оснований.
Персональную ответственность за погром кадров на Мехлиса возлагают не только историки. Как установлено КГБ и Генеральной прокуратурой СССР, он принимал самое активное участие в решении вопросов об арестах видных военных работников. Действовал заодно с другими «кадровиками» — начальником управления Наркомата обороны по начсоставу Е. А. Щаденко и заведующим отделом руководящих партийных органов ЦК ВКП(б) Г. М. Маленковым. В ходе реабилитации ряда военных деятелей, проходивших по процессу о «военно-фашистском заговоре», были выявлены представления НКВД, направленные на имя наркома Ворошилова, об аресте членов военных советов ряда военных округов — H.A. Юнга, К. Г. Сидорова, A.B. Тарутинского, старшего инспектора Политуправления РККА Я. Г. Индриксона, заместителя начальника ПУ СКВО А. М. Битте и других. На этих документах имеются резолюции вышеназванной троицы, выражающей согласие с арестом.
Ищущий очередную жертву взор Мехлиса проникал повсюду. Прибегая к возможностям Особого отдела ГУГБ НКВД СССР, он постоянно «просеивал» не ту, так иную категорию политработников. Так, 23 мая 1938 года он обратился с просьбой проверить в политическом отношении кандидатов в депутаты Верховных Советов союзных республик, выдвинутых военными советами и политуправлениями округов, 11 июня того же года — группу политработников в связи с назначением в ПУ РККА.
Одной из категорий лиц, подлежащих тотальной проверке и чистке, были представители национальностей, имевших государственные образования за пределами СССР. 10 марта 1938 года Маленков поручил Мехлису подготовить списки армейских коммунистов — поляков, немцев, латышей, эстонцев, финнов, литовцев, болгар, греков, корейцев и других. Указание было выполнено, и в июне того же года нарком обороны Ворошилов подписал директиву об увольнении из РККА командиров и политработников этих национальностей и уроженцев заграницы, априори подозреваемых в способности предать социалистические принципы, даже если они отдали их защите всю жизнь.
Увольнение высшего командного состава Красной Армии находилось вне компетенции Мехлиса, вопросы такого рода решались Политбюро ЦК ВКП(б) и наркомом обороны. Но начальник ПУ РККА нашел возможность влиять на ситуацию: в архивах хранится большое число его докладов на имя Сталина и других руководителей, ставящих под сомнение политическую благонадежность многих командиров.
Так, 21 марта 1938 года он бездоказательно доложил Сталину, Ежову и Ворошилову, что «авиация меньше всего очищена от вражеских сил», и просил снять заместителя начальника ВВС Я. В. Смушкевича и двух членов военного совета — ВВС РККА и АОН (армии особого назначения) с должности, а их дело передать в НКВД. Тогда Смушкевичу удалось отвести наветы, но весной 1941 года он был все же арестован и в октябре того же года без суда расстрелян.
А вот Разведывательное управление Генерального штаба не смогло противостоять наветам и подверглось катастрофическому разгрому. За 1937–1938 годы там было арестовано 182 человека. Начальник политотдела этого управления И. И. Ильичев доносил начальнику ПУ РККА: «Вам известно о том, что, по существу, разведки у нас нет… Нет военных атташе в Америке, Японии, Англии, Франции, Италии, Чехословакии, Германии, Финляндии, Иране, Турции, т. е. почти во всех главнейших странах».[65] На адресата это донесение не произвело ровным счетом никакого впечатления.
20 ноября 1938 года Мехлис, не боясь вступить в конфликт с наркомом обороны Ворошиловым, между прочим — членом Политбюро, через его голову обращается с письмом к Сталину: «В двух записках я докладывал ЦК ВКП(б) и наркому о положении в Разведупре. Там сидит группа сомнительных людей и шпионов. Начальнику политотдела Разведупра я разрешил разобрать в партийном порядке дело Колосова (имеется в виду П. И. Колосов. — Ю. Р.) — бывшего секретаря партбюро, связанного с врагами, выводившего их из-под огня… Сейчас тов. Ворошилов распорядился собрание отменить и вопроса не рассматривать. Нарком хочет ликвидировать политотдел, чего делать нельзя. Надо ввести также и комиссара.
С линией наркома в этом вопросе я не согласен. Неправильно также, что собрание отменяется через голову начальника Политуправления РККА… Вообще мне уже пора отвечать хотя бы за кое-что в Наркомате. Я готов отвечать за мою работу. Но я не могу мириться с тем, когда кругом не мало врагов (не только в Разведупре, но и в центральных управлениях), а я нахожусь в роли наблюдателя.
Прошу вызвать меня и дать линию. Наркому я доложил, что вопрос передаю в ЦК ВКП(б)».[66]
Словом, аресты в органах военной разведки продолжались. И это — напомним — в канун Второй
