способным совершить подобный подвиг — гарантировать получение плутония как ядерной взрывчатки? Ответ на этот вопрос находится в письме Берии от 2 октября, адресованном товарищами Заве-нягиным, Первухиным, Малышевым и Курчатовым, с обоснованием необходимости привлечения доктора Н.В. Риля к разработке выделения плутония из облученного урана и к проектированию специального цеха на заводе № 817.
Для обеспечения строительства этого завода организуется собственный лагерь под индексом п/я 2, будущий «Челябинск-40» в Кыштыме. По состоянию на 1 октября 1946 года численность заключенных в лагере составляет 5900 человек, на 1 января 1947-го — 7600, а на 1 января 1948-го — 20 400(!).
В ночь на 23 октября СМЕРШ по всей Восточной Германии проводит спецоперацию по дополнительному вывозу в Союз 300 физиков-ядерщиков и специалистов иных профилей, следы которых в нашей стране теряются.
25 декабря — настоящая веха в истории советского атомного проекта. Курчатов осуществляет запуск первого экспериментального атомного котла. В этот момент участники дей-ствия, включая не только самого Игоря Васильевича и его соратников, но и членов правительственной комиссии, убеждены и свято верят в то, что человечество впредь никогда не узнает двух фактов, относящихся к данному событию. Во-первых, запущенный Курчатовым аппарат представляет собой конструкцию, целиком добытую (в чертежах, схемах и образцах используемых в ней материалов) нашей разведкой в США, где ее абсолютная копия, а точнее, первый в мире экземпляр, была запущена еще в конце 1942 года. Во-вторых, весь уран, используемый в конструкции нашего котла, получен доктором Н. Рилем и коллективом руководимых им немецких специалистов на заводе № 12 в Электростали по технологиям немецкой фирмы «Ауэргезель-шафт» на вывезенном из Германии оборудовании.
Но победителей, как известно, не судят, и никто славой с немецким ученым делиться не собирался, хотя по этой же технологии Риля позднее в Электростали будут получены первые партии металлического урана для первого советского уран-графитового котла на Урале.
Часть XV. В поиске технических решений
Как и в прежние годы, в летописи 1946 года остается немало событий без конкретной привязки ко времени. Что не умаляет их значения в советском атомном проекте. Вот лишь некоторые из них.
Спецкомитет принимает решение об организации лаборатории Б, куда одним из первых переводится уже упоминавшийся нами в начале рассказа бывший советский невозвращенец, радиобиолог и генетик Николай Владимирович Тимофеев-Ресовский. Одновременно туда направляются наши заключенные. Благодаря организаторскому таланту и гениальности Тимофеева-Ресовского, в лаборатории формируется коллектив единомышленников — талантов и самородков, состоящий из бывших заключенных советских ученых, немецких специалистов, а также советских вольнонаемных, иными словами — подлинно научная школа знаменитого генетика и биолога.
В Обнинске проф. Гейнц Позе приступает к разработке котла принципиально нового типа: на обогащенном уране и с бериллиевым замедлителем. В качестве первого шага к этой цели в декабре 1946 года принимается решение построить экспериментальный котел и задействовать ряд физических установок, включая циклотрон и генератор Ван дер Граафа.
На усиление этого коллектива из Электростали переводится (не на постоянной основе, а, скорее, с консультативными функциями) доктор Николаус Риль, назначаемый руководителем лаборатории ядерных процессов. Также в ранге заведующих лабораториями появляются еще четыре немецких ученых — бывших участников германского уранового проекта(!). Для оснащения новых подразделений из Германии в лабораторию В поступают горы научных приборов, установок и большое количество агрегатных станков, а также три вагона лабораторной посуды. За всеми этими усилиями чувствуется направляющая твердая рука генерала Авраамия Завенягина.
Но не только его одного! Среди сотрудников его управления автору удалось обнаружить талантливого оператора Галину Попову, крупного специалиста и замечательного организатора. Она вплоть до 1949 года (момента взрыва советской атомной бомбы) занималась многими направлениями: всеми коллективами немецких специалистов, заводом № 12, НИИ-9, КБ-11 и пр. Непостижимо то, что она лично участвовала и в работах по получению металлического урана, и в создании оборудования для разделения изотопов урана, и в получении тяжелого водорода. Вклад этой женщины в создание советского атомного оружия велик и не оценен по достоинству.
Именно в 1946 году в ин-статуте А проф. Макс Ште-енбек начинает работу над центрифугами, имеющими гибкие роторы различной длины. Именно в процессе этих работ немецкий гений находит и применяет несколько технических решений стратегического значения для советского атомного проекта, а именно — магнитную подвеску верхнего конца цилиндрического корпуса центрифуги и опору нижнего конца ротора на иглу диаметром 1 мм. Руководитель газодиффузионного способа разделения изотопов урана Исаак Коконин прикрепляет к профессору в качестве стажера своего ученика, который дорабатывает первоначальную конструкцию Штеенбека.
В этом году в США издаются «Теоретические основы защиты от излучения» Цимлера и Кача (двух бывших участников немецкого уранового проекта, оказавшихся в Советском Союзе). Едва об этом становится известно в Союзе, как советское посольство в Вашингтоне приобретает 10 экземпляров книги и дипломатической почтой переправляет в Москву. Труд переводится и обсуждается в ПГУ.
На физических установках атомного проекта (прежде всего вокруг котла Ф-1), по инициативе профессора Радиевого института АН Николая Перфилова, вводится контроль уровня облучения персонала с помощью радиационных фотодозиметров. Это, вне всяких сомнений, большое достижение! Можно утверждать, что в этом году вопросы радиационной безопасности в системе атомного проекта еще не были самыми актуальными. Как подтверждение этому: в 1946-47 гг. в системе насчитывалось только 140 больничных коек и 8 медсанчастей, а в 1966 году только в стационарах Минатома будет 12 тыс. койко- мест.
В Советском Союзе публикуется книга Смита «Официальный отчет о разработке атомной бомбы под наблюдением правительства США». Решение о ее опубликовании принимает Спецкомитет на своем 7-м заседании. Появление книги стало не только откровением для Курчатова и его команды, но произвело на всех участников атомного проекта огромное впечатление. Напиши тогда Курчатов хотя бы один абзац на подобную тему — репрессии последовали бы без промедления…
Начиная с этого года Советский Союз начинает получать из Восточной зоны Германии урановую руду в виде концентрата: с 135 тонн в 1946 году поставки растут до 580 тонн в 1947-м и до 900 тонн — в 1948- м.
Профессор П. Тиссен и доктор Г. Райхман начинают под Сухуми работы по каркасным и керамическим фильтрам для диффузионных машин разделения изотопов урана газодиффузионным методом. Фильтры обоих типов — трубчатые. Над каркасными работает группа Тиссена, над керамическими — группа Райхмана. Первые обнадеживающие результаты по ним будут получены через год, а уже в 1949 году организуется их массовое производство. Для его сопровождения группу Тиссена переведут в Электросталь.
В 1946 году в институты А и Г впервые направляется 120 молодых специалистов — выпускников ведущих советских вузов технического профиля.
Научный руководитель немецкого уранового проекта проф. В. Гейзенберг, вернувшись из символического заключения в Англии, публикует статью, в которой дает исчерпывающее описание хода и окончательных результатов работ, проводившихся в годы войны в Германии по использованию атомной энергии. Автор более года потратил на поиск и получение этой публикации и свидетельствует: весной 1945 года в чисто технологическом отношении немцы были еще далеки от создания боевого атомного оружия, как и его экспериментальных образцов.
Именно в этом году все советские города, в которых находятся объекты советского атомного проекта, вплоть до 1956 года попадают под непроницаемый колпак НКВД. Их закрывают для всех посторонних советских и иностранных граждан. А самих жителей этих городов делают на неопределенное время
