его без всяких помех и переждём, пока погаснут костры. Тогда и налетим.
Мужики утихомирились и двинулись дальше, пока не зачернел ольшаник. Тогда Андрийко повернул и зашагал по зыбкому травяному покрову. Ноги то и дело увязали по щиколотку и глубже в вязкую грязь, так что их с трудом приходилось вытаскивать. Комары тучами носились над молчаливым отрядом и досаждали до чёртиков. Одни старались убивать этих маленьких писклявых неприятелей, другие только отмахивались и сыпали под нос проклятья. Так месили они грязь несколько минут, наконец грунт под ногами стал твёрже, и вскоре Андрийко выскочил из болота. За ним последовали товарищи, и спустя немного времени все запрятались в кустах. В ольшанике было темно и тихо, лишь издалека доносился гомон вражеского стана. Почва была сухая, и комары досаждали меньше. Тут Андрийко с Грицьком и принялись разрабатывать план действий. Первую сотню они решили разбить на небольшие группы, по пять-шесть человек, которые должны были подойти с юга, врываться в шатры и шалаши малополянских рыцарей или убивать их у костров. Вторую сотню разделили на две части. Одной надлежало следить, чтобы разбуженное рыцарство не кинулось к своим на подмогу, а другой уничтожить шопы. Над первой сотней команду принял Грицько, надеявшийся разыскать Зарембу, над второй Андрийка и Горностай. Так, обговорив всё вдвоём, Горностай, как человек в этих делах несведущий, больше помалкивал, они, подобно готовящимся идти на зверя опытным охотникам, принялись ждать. В стане гасли огни. Смолкали крики. Холодало. Западный ветер утих, зато задул порывистый ледяной с востока. Полночь, видимо, давно миновала. Первым со своей сотней, покинув ольшаник, двинулся вдоль берега Грицько, чтобы обойти стан с юга. Андрийка же повёл своих людей прямо в стан. Впереди с несколькими ратниками крался он сам, за ними, шагах в пятидесяти, остальные. Осторожность оказалась не напрасной. У передних же возов Андрийко наткнулся на часового, который дремал, опершись на копьё. Он лениво раскрыл глаза и, увидев лишь нескольких людей, не меняя позы, скорей по обязанности, бросил:
— Кто идёт?
Приближавшиеся не ответили, и только тогда часовой проснулся совсем. Однако не успел он. и рта открыть, как получил удар обухом по голове и рухнул на землю. Андрийко подхватил падающее копьё, чтобы оно не звякнуло, и отряд двинулся дальше. Стан расположился в садах и огородах посадских мещан, поскольку едва ли не все дома были сожжены.
Великополяне занимали Подзамчье Луцка, верней, его развалины, там же остановился Ягайло с мазовецким князем и его полком, королевские советники, охрана и полк чехов. По другую его сторону, над самой рекой, расположились рыцари — гости из Чехии, Угорщины, Моравии, Силезии и обозы. Все эти силы образовывали полукольцо, челом которого было Подзамчье, правым крылом — малополяне, левым — иностранные рыцари, а тылом — город Луцк. ….
Сытое и пьяное рыцарство спало вповалку, никому и в голову не приходило, что к ним тихой кошачьей походкой на концах мужицких кос подкрадывается смерть. То тут, то там фыркали кони, вскакивали спросонок конюхи, по ратники Юрши и Горностая шли спокойно, не оглядываясь по сторонам, словно сами принадлежали к польскому стану…
Вскоре издалека замерцали у городских ворот факелы. Там стояла стража, с которой встречаться им совсем не хотелось. Андрийко разделил своих людей: одна полусотня под предводительством Горностая сразу же двинулась к шопам, где спала челядь и ходили часовые, другая — разместилась здесь же в кустах вепринца какого-то сада и стала ждать.
Ветер крепчал и делался всё резче, видимо, приближался рассвет. Из недалёких лесов, среди царившего в природе молчания последней трети ночи, раз за разом доносился крик пугача: «Пугу! Пугу!» Лоб Андрийки пылал, как в жару, кровь ударяла в впеки. И хотя он привык к походам, к внезапным нападениям на ватаги рыцарей и нерыцарей-грабителей, но очутиться, как по волшебству, тут, среди собранного на рать рыцарства всей Малой Польши, было делом нешуточным. Никто их не остановил, не спросил, кто они такие, хотя наверняка многие видели, как они шли… Андрийко невольно подумал, что он, значит, похож на польского рыцаря, н мигом успокоился: кто мог ждать, что пешие мужики-ратники проберутся из замка в стан малополян с тыла… Небо на востоке начало светлеть…
И вдруг, словно выстрел из пушки, где-то на юге стана прозвучал боевой клич, клич нападающей рати, а спустя мгновение ему в ответ понеслись крики, в которых не было ничего человеческого. Вокруг началось движение. Из полусгоревших хат, шатров и шалашей стали высовываться заспанные, опухшие от пьянства головы рыцарей и челяди. С минуту они прислушивались, потом полуодетые выбегали. Тем временем вопли, стоны, крики, лязг железа и грохот росли, приближаясь к воротам Луцка, но всё заглушал самый страшный и дикий из всех звуков войны — пронзительный верезг ошалевших лошадей.
Вот показались толпы полуодетых, перепуганных насмерть, ничего перед собой не видящих беглецов. Среди них и за ними мчались, развевая гривы, лошади с раздутыми ноздрями и диким огнём в глазах. Ошалевшие от внезапного переполоха, они сшибали попадавшихся им на дороге людей. И тогда Андрийко, приложив руки ко рту, крикнул что было сил:
— Свидригайло в стане! Спасайся, кто может!
Впечатление было потрясающим. Казалось, ад разверзся под ногами бегущей шляхты. Кто мог, ловил коня и пускался куда глаза глядят, в сторону Подзамчья или города. Другие разбегались как обезумевшее стадо овец от удара грома. Хмель выскочил из голов рыцарей, а ему на смену пришёл страх.
Сорвавшаяся со сна челядь, мигом сообразив, что им представляется удобная минута поживиться добром господ, кинулась грабить в потёмках тех, перед кем при белом свете гнула спины. И таким образом, когда мужики первой сотни с дикими выкриками и улюлюканьем гнались за панами, челядь либо прикинулась мёртвой, с тем чтобы разграбить оставшееся добро, либо срывала с убегающих рыцарей ценное оружие и одежду. Весь малополянский стан превратился среди кромешной тьмы, — поскольку остатки костров были затоптаны бегущими, — в страшный кровавый хаос, наполненный стонами, мольбами о помощи и нечеловеческим рёвом.
Но вот у городских ворот вспыхнула красным огнём бочка смолы. В кровавых отсветах появились отряд пеших ратников и несколько десятков конных рыцарей. Видимо, они были посланы выяснить, что происходит в предместье, успокоить переполошившихся и указать дорогу бегущим. Их появление привело в себя многих. Вооружённые воины стали быстро примыкать к королевским ратникам. Тогда Андрийко обратился к товарищам, горевшим от нетерпения кинуться в водоворот побоища.
— Ребята! — сказал он громко, так, чтобы всяк ясно слышал каждое его слово. — Мы своё сделали, пора отправляться восвояси. Но прежде чем уйти, мы должны разбить королевских ратников, чтобы они не ударили по нашим. Ну-те, хлопцы, с богом, за Миколу!
— За Миколу! За Миколу! — закричали все и, как один, кинулись, точно волки на стаю овец, к идущему отряду и вынырнули перед ним, точно порождения окружавшей их тьмы, в которой королевские ратники старались отыскать врага и так неожиданно с ним столкнулись.
Засвистели косы. Мужики размахались, словно в поле, острия кос падали, как молнии, на оторопевших врагов. Удары наносили страшный урон, летели головы, руки, ноги, вспарывались груди и животы. Крики, полные ужаса, вторили свисту кос, а время от времени, точно гром среди ада, нёсся боевой клич: «За Миколу!»
Свистели косы. Мужики справляли кровавую тризну по своему кумиру, своему вожаку, пробудившему их души, заставившему биться их сердца на благо народа. При каждом ударе имя покойного, казалось, распаляло живых и вливало в руки силы великана.
Косы свистели до тех пор, пока отряд шляхтичей не разбежался, оставляя груды искромсанных людских и конских тел, клочья одежды, ремней, железные пластины и огромные лужи крови. Уцелевшие кинулись врассыпную, но к воротам уже подбежала услыхавшая боевой клич «за Миколу!» сотня Грицька и собрала чуть не до последнего зёрнышка всё, что разлетелось от удара цепа ватаги Андрийкп. И тогда Грицько протрубил трижды в рог, — это означало отступление.
Мужики повернули и пошли вдоль Подзамчья и крепостного рва по дороге, куда ушёл с полусотней Горностаи. В городе и предместьях трубили в рога, зажигали костры, ржали лошади, рыцарство готовилось, видимо, к нападению на мнимого Свидригайла либо к отступлению. На Подзамчье было безлюдно и тихо. В пыли, среди дороги валялось несколько трупов. К удивлению Андрия и Грицька, все шопы оказались в руках Горностая. Он встретил друзей очень недовольно и сердито, проклиная на чём свет стоит и трусость шляхты, и приказ Андрия, который поручил ему такое пустячное задание.
— В другой раз оставьте меня лучше дома резать кур и гусей на ужин! Там я пролыо больше крови,
