Александр Сергеевич!Про вас ли это рассказывают книги,Что вы были необычайно суеверны?Вы, гений своей страны,Вы, буян и бунтарь,Вы, ловелас и скептик,Вы верили… Но нет, этого не могло быть!Верили в глупые народные приметыИ так таинственно шушукалисьС темными тайнами магнетизма.Вспомните,Как вы откладывали карету до завтра,Если в момент отъездаЛакей вручал вам забытые часыИли же носовой платок.Помните, в какое сильное смущениеПривело вас пролитое на стол масло?И многие, многие миллионы соотечественниковВспоминают теперь с улыбкойО счастливом «нащокинском» фраке,В котором в МосквеВы пришли просить руки у Гончаровой.Его вы стали носитьВо всех серьезных случаях жизни,И в нем же, именно в немВас приняла к себе гостеприимная вечность.Вспомним, наконец, и о цыганке,Предсказавшей вамСкорую смерть от «белой головы».Как серьезно вы отнеслись к гаданью!С каким детским трепетомБегали вы с тех пор от белокурых,Страшась с ними знакомств!Но непостижимое — подстерегло.И не помогли вам тогдаНи гаданья, ни предостережения.Ни даже бирюзовое кольцо на пальце,Спасающее «от насильственной смерти».Несравненный Александр Сергеевич!Вы, гений нашей страны,Вы, буян и бунтарь,Вы, ловелас и скептик, —Если вы так по-ребяческиВерили в непостижимое,То что же тогда делать мне,Обычному человеку,Который, как и все, жаждет — жить,Но который не знает, что такое — жизнь,И, самое главное,Что же такое там — над жизнью?1930
ОТДЫХ
Дышу дыханием святымДеревьев, трав и тверди синей,И солнце кругом золотымПлывет в пылающей пустыне.И сердцу праздному легко,Когда, и грустный, и безвольный,В покой уснувших облаковСтруится голос колокольный.
