Русская поэзия Китая: Антология

Будешь прятать ты свой робкий взгляд,
Грешница, язычница святая,
Нежно-золотая, как закат.

Но в глазах лукавых и раскосых
Я найду свой сказочный маяк,
И меня задушат эти косы,
Черные, как беспросветный мрак!

Шанхай

СТОРУКАЯ

Я целовал твое святое тело,
Я целовал твои святые руки;
Но ты, божественная, захотела,
Чтоб наше счастье стало нашей мукой.

И стало так. По твоему веленью
Дневное солнце больше не всходило.
Я стал молиться, преклонив колени,
Невидимому черному светилу.

Я стал учиться трудному искусству
Быть каменным, быть всюду одиноким.
Я поклонился в ноги Заратустре
И сам себя стал называть пророком.

Я уходил под своды древних храмов,
Где, в свете свеч, пред золотым Майтрейей
В тумане фимиама дремлют ламы,
Рыдает гонг, и жертвенник алеет.

Я там искал Сторукую богиню,
Ту, у которой бронзовое тело,
Одежд которой дым струею синей
Касается неслышно и несмело.

Я жег пред нею тлеющие свечи,
Бросал в огонь священную бумагу.
И на лицо ее, на грудь, на плечи
Смотрел со страстью, с дерзкою отвагой.

Божественная! Ты глядела строго
Куда-то вдаль, в ненужное нам небо.
Вокруг тебя толпились молча боги,
Прося — со мной — твоей любви, как хлеба.

Да, это ты! Века, тысячелетья.
Мильоны лет — ты та же, ты все та же;
И эти храмы, пагоды, мечети —
Тебе, звезде, которая всех краше.

1933

ВЕСНОЙ

Какая невозможная весна!
Какое злое бронзовое солнце!
Цветут магнолии. И эта новизна
Мучительнее, чем бессонница.

Мелькающие пятки потных рикш
Чарльстонят по веселому асфальту,
И хочется запеть девичьим альтом
Сердцещипательный романс «Шери».

А ночью — я, никчемный и чужой,
Ищу чего-то в матовом тумане,
Грущу о чем-то. И Шанхай большой
Меня ко дну огнями баров манит.

Но ради блеска чьих-то близких глаз,
Сияющего мне во тьме мытарства,
Твой яд, весна, я превращу в лекарство.
И дни пройдут — и разорвется мгла.

1932