Утром тягостно владеть бессонным взором,Солнышко следить — не хватит сил.Господи! Ведь я же не был вором,И родителей я чту, как прежде чтил.Знаю Иова… Учил о нем и в школе,Памятую, маюсь и дрожуВ этой дикой и пустынной воле,Уходящей в росную межу.Но в пустыне праведник библейский,Вместе с псами в рубище влачась,Познал ранее, в долине Иудейской,Сочность жизненную — всю ее, и всласть,А я вот, Господи… Я сызмала без крова,Я с малолетства струпьями покрыт,И понаслышке лишь, с чужого только словаУзнал про тех, кто ежедневно сыт.Брести в слезах, без сил, асфальтом тротуара,Молясь, и проклиная, и крича,И вспоминая боль последнего удараКарающего (а за что?) меча, —За эту муку — верую, Спаситель,За каждый шаг бездомного меня —Ведь верно?.. будет мне?.. потом?.. тогда?.. — обитель,Где Радость шествует, литаврами звеня.
ФОКСТРОТ
И луна. И цветы по краям балюстрады.Барабанил и взвизгивал джесс.Было сказано мне: ни меня ей не надо,Ни моих поэтических месс.Я тихонько прошел между парами в танце,Боязливо плеча заостря,И в таком же, как я, оскорбленном румянцеНамечалась полоской заря.Ну, еще… ну, еще!.. Принимаю удары,Уничтоженный, втоптанный в грязь…«Мою шляпу, швейцар!..» В окнах двигались пары,И тягучесть фокстрота вилась.А заря свой румянец старалась умножить,Полыхался за окнами смех.Неужели не знаешь Ты, Господи Боже,Что обидёть меня — это грех!
В ОЖЕРЕЛЬИ ОГНЕЙ
В ожерельи янтарных огнейОпоясана даль кругом,И покачивается над нейРыжий месяц, будто гном.А залив — червонный потокС переливами синевы,Нас несет к огням катерок,В мире — кажется — я да Вы.И внизу машина стучит,И срывается соль в лицо,Это бухты ли ДиомидБриллиантовое кольцо?А налево — рубинов ряд,Это Русский ли остров там,А не вышивки ли горятПо тяжелым синим тафтам?О, покоя хрустальнее нет…Я от счастья дышать не могу. —Это Вы ведь багульника цветПрикололи мне к обшлагу.Ну а Вам круторогий гномБросил блестки в прорези глаз.
