Русская поэзия Китая: Антология

А теперь в негасимом полудне
Затаенно и мудро-лукаво
Ты из рамы глядишь сквозь столетья,
На тебе только ведомый день.
Джиоконда, легенда и будни,
Воплотившая горечь и славу,
Вижу я при изменчивом свете
За плечом твоим мастера тень.

НИНА ИЛЬНЕК

В КИНО

Намеком знакомых страданий —
чужая больная любовь,
а Грета Гарбо на экране
нахмурила тонкую бровь.

Ты в сумраке голову свесил
и сгорбился даже слегка.
Белеет на поручне кресел,
как мрамор, бесстрастно рука.

С простуженных клавиш рояля
течет неподдельная грусть,
но ты разгадаешь едва ли,
что я на тебя не сержусь.

И только желанием странным
душа моя брошена в плен:
оплакать с героем экранным
полынную горечь измен.

У ТЕАТРА

У театра я стою покорно
с тихою усталостью в груди.
Ты пошел проститься с дамой в черном,
с тою, что сидела впереди.

А теперь ты с ней стоишь поодаль.
Не подметил так, как я, никто,
как любовно ты в дверях ей подал
шелковое легкое манто.

Ветер ли, сорвавшись по капризу,
сбросил вниз перчатку, закружив,
и, подняв, спросил ты: «Это вызов?»
и ответом вспыхнуло: «Призыв».

Поцелуй же руку ей в запястье,
взглядом взгляд поймай, останови!
Ведь всегда — ворованное счастье
кажется заманчивей любви.

В ПОЕЗДЕ

Печали тайные укоры…
А из вагонного окна
зовут в бескрайние просторы
закат, поля и тишина…

То взреяв, то снижаясь вместе,
ныряют струны-провода,
неся волнующие вести
в невидимые города.

И кротки так необъяснимо
деревья, мчащиеся прочь,