- До звонка. После звонка мы тут же расстались. Я дала ему понять, что он должен уйти, не настаивать, что все уже напрасно. Только тогда он меня как будто понял, сказал «пока» и ушел. В дверях поцеловал мне руку - он всегда уходя целовал руку. Я смотрела вслед, он спускался вниз по лестнице медленней, чем обычно. И как-то, я бы сказала, печально. Потом я услышала, как он заводил машину.
Спокойный до этой минуты голос Эдиты Бачовой впервые дрогнул. Она пристально смотрела в глаза Шимчику, но, казалось, не видела его. Потом допила кофе и налила еще. Залпом выпив чашку, отодвинула ее и поднялась.
- Шум отъезжающей машины я услышала уже в ванной, - тихо сказала она. - Я ушла оттуда и стала смотреть в зеркало, мне просто надо было увидеть хоть чье-то лицо. Хотя бы свое. Мне казалось, что поможет. Я старалась убедить себя, что это лицо чужое, что не я так страдаю…
- Пани Бачова, - сказал Лазинский, - успокойтесь, пожалуйста, прошу вас…
Женщина взяла себя в руки. Ее темные глаза походили на ночные облака.
- В котором часу он ушел? - продолжал Лазинский.
Бачова неопределенно пожала плечами.
- Вы еще долго оставались в ванной?
- Довольно долго, - прерывисто вздохнула она. - Около… хотя не знаю, в такие минуты все обманчиво, лжет и время…
- Когда вы ушли и куда?
- На работу, куда же еще? Я ведь выскочила на минутку, он пришел ко мне в амбулаторию, попросил ключ, сказал, что хочет поговорить со мной… Я ключ дала, он меня здесь ждал…
- После работы вы пошли на реку?
- Да.
- А когда вернулись?
- Я не смотрела на часы. - Эдита Бачова колебалась. - Но, вероятно, как обычно, около пяти.
Шимчик смотрел на пепельницу, полную окурков. Все окурки были одинаковыми - все со следами помады, В комнате сильно накурено. Старый капитан прикрыл глаза.
- Где находится телефон?
- В коридоре. Вы его не заметили?
- Когда Голиан пошел звонить, он закрыл за собой дверь?
- Нет, он ее притворил, но не закрыл. Если б захлопнул, я не слышала бы, о чем он говорит.
- Где находился его портфель?
- Здесь, в комнате. Портфель, больше похожий на папку, то ли голубой, то ли сиреневый. Из пластика.
- Он брал его с собой к телефону?
Взгляд Эдиты Бачовой соскользнул с Шимчика на пол.
Она ответила:
- Точно не помню, но, кажется, не брал.
- Где он лежал, не припомните?
- Портфель Дежо из пластика?
- Да.
Эдита подняла голову, но тут же снова опустила ее.
- Ну, я слушаю, - торопил ее капитан.
- Не знаю. Кажется, на тахте. Да, там, - ответила она тихо.
- Это точно?
Глаза Эдиты Бачовой, казалось, избегают этой тахты, боятся ее.
- Да, товарищ капитан.
- И последний вопрос. - Шимчик встал. - Хорошо ли инженер водил машину?
- Отлично, - ответила она решительно. - Я не один раз ездила с ним.
- Даже когда он был выпивши?
- Да.
- Вы судите об этом как дилетант?
- Не понимаю, что вы имеете в виду, но у меня есть водительские права.
- А вы часто сидели за рулем?
- У мужа был автомобиль, вся его жизнь прошла в машинах. Когда он погиб, я автомобиль продала… не хотела… надо мной висит проклятие: машины отнимают у меня мужчин. Он не мучился? Я говорю о Голиане.
- Слабое это утешение, - капитан взял ее за плечи, - он умер сразу.
Они простились. Эдита проводила их в коридор. Отсюда были видны широко распахнутые двери в ванную. Над ванной на веревке висел купальник. Эдита Бачова остановилась у крутой лестницы, тоненькая, загорелая, с очень темными глазами. Они были уже внизу, а женщина все еще стояла возле лестницы.
Во дворе топтался какой-то разъяренный тип, он курил, набираясь храбрости. Когда они проходили мимо, он решился и закричал:
- Послушайте!
Они остановились.
- Что вы хотите? - поинтересовался Лазинский.
- Да ничего, так просто… Вы из суда? Если из суда, то зачем же с одной Бачовой говорить? Она с Кнапкой родня, поэтому и стоит за него, а Кляч ни в чем не виноват. Он сказал Кнапке все, что думает про его шлендру, а Кнапка ему врезал. Да только Бачовой при этом не было, она явилась, когда женщины стали на помощь звать. Она Кляча увела и позвонила в милицию. А тот типчик из милиции беседовал только с ней, поэтому и записал Кляча.
- Мы из суда, - солгал Шимчик и глянул на Лазинского. - Значит, вы с Кнапкой не родня, так?
- Еще чего! - озлился дядька, сплевывая сквозь желтые щербатые зубы.
- И с Бачовой не родня?
- С зубнихой-то?
Мужчина глубоко затянулся сигаретой. Ему было под пятьдесят, голос у него был хриплый, прокуренный, да и сам он был словно пропитан табачным дымом. Пальцы коричневые, под ногтями черно.
- С ней мы родня, - ответил он. - Дальняя, по жене. Потому и живем здесь, собственного дома не имеем, за ее садом ходим, потому она и пустила нас на квартиру. Задаром, чтоб ей лопнуть. Но за фрукты и за все остальное мы платим, за электричество, за воду - во всем доме. Ванну сделала, а нас не пускает, но я сейчас не об этом. Если вы из суда, надо всех выслушать, кто при этом был.
- Значит, пани Бачова пришла позже?
- Ага. Вместе со своим инженером, она с ним еще в обед поругалась.
- Когда в обед? - Шимчик насторожился. - Тогда?
- Нет, не в субботу, а сегодня.
Лазинский забавлялся этим диалогом, а Шимчик становился все любезней и приветливей.
- Вы говорите, что они сегодня в обед поругались?
- Бог свидетель, я ничего не видал, я только с поля явился. Но обычно, когда он от нее уходил, она за ним аж на дорогу бежала. Сегодня - нет, злилась и торчала наверху на лестнице. И он будто в воду опущенный, едва поздоровался. Но я ему все-таки напомнил, что он мне пообещал машину починить - моя машина забарахлила, - а он говорит: сейчас, мол, некогда, в другой раз. Да только потом все-таки пошел в сарай, поглядел машину. - Злой мужик не давал и слова вставить Шимчику. - А потом в корчму потопал.
- В корчму? Откуда вы знаете, он что, сказал вам?
- Зачем говорить, я сам видел. А уж потом моя хозяйка ко мне на поле прибежала, разбился, кричит, инженер-то. Вы про это уже знаете?
Капитан кивнул, и дядька принял приличествующий случаю грустный вид.
- Не надо бы ему в корчму ходить! - вздохнул он.
- Откуда вы видели, как он туда шел?
- А в окно на кухне. Хотя нет, вру - я уже потом, когда из дому шел, видел его автомобиль перед корчмой.
- Давайте-ка еще раз и не спешите, - неприязненно перебил его Лазинский. - Корчма находится посреди деревни и отсюда ее не видать.
- А я и не говорю, что он в нашу пошел. Он в господскую, в чистенькую заходил, эспрессо называется. Во-он там, - показал он, - она перед самым вашим носом, у них там вывеску чинят.
Дядька показал на невысокое кричаще-розовое строение, опоясанное витриной, с выцветшими афишами и каким-то объявлением. Рядом с витриной примостились узкие ярко-зеленые двери, а над ними решетка вентилятора.
- В котором часу ушел инженер?
- Из корчмы или отсюдова?
- Отсюда, - сказал Шимчик.
Лазинский присоединился:
- Вы видели, как он выходил из эспрессо?
- Нет, только отсюдова. Было часов одиннадцать. А может, минут на пять больше.
- В котором часу ушла пани Бачова?
- Я не видел, чтоб она уходила.
- Но ведь на деревянных ступеньках каждый шаг гремит, как гром.
