- Да.
- Вы ее спросили и про плащ и про портфель?
- Кажется, только про портфель, - Лазинский смотрел на чашку. - Тогда, на вокзале, я сказал это просто так, - уточнил он, - банальность физиономии навела меня на эту мысль, я не думал этого серьезно.
- Какую фотографию Шнирке она видела? Лазинский достал фото.
- Эту, - показал он. - Прошу вас, вызовите Прагу.
Шимчик, размешав кофе, попробовал его.
- Мог быть и покрепче, - заметил он. - А что вам сказал Вондра?
- Что на основании старых показаний Голиана никто пока арестован не был, но он не видит в этом никакой ошибки. Во-первых, в таком деле поспешность не нужна, во-вторых, в Праге о некоторых агентах долгие месяцы не было никаких сведений, они исчезли из поля зрения. Полковник не исключает, что кто-то из них побывал и у нас. Он сказал, что знать о существовании агента и даже его имя - это еще далеко не все.
- Это и мне известно, - проворчал Шимчика. - Дальше?
- Интересовался подробностями гибели инженера Голиана.
- Что он думает о Бауманне?
- Расспрашивал о его работе. Он знает, что Голиан когда-то над чем-то таким корпел - говорил об этом, когда вернулся. Но в Германии, мол, убедился, что его поиски не имеют никакого смысла, так как он изобретал то, что уже было изобретено.
- Искал славы и денег?
- Кто его знает.
- Что еще говорил Вондра?
- В общем ничего. Велел сообщать все, что нам станет известно. Особенно если дело разрастется. У меня такое впечатление, что ему не нравится Сага…
- Почему? Он что-нибудь упомянул?
- Абсолютно ничего, товарищ капитан, но у меня сложилось такое впечатление.
- Не у вас одного, - улыбнулся Шимчик. - Сага чего-то боится. Может быть, этой истории с квартирой - он все время уверяет, что Голиан получил квартиру без его помощи… Послушайте, вам бы следовало туда подскочить, Сага живет в этом коттедже уже лет десять. Спросите его, кто занимал квартиру до Голиана, и будьте повнимательней к его реакции, может быть, директор испугается. Как бы… - Он не докончил фразу. - Я звонил в Братиславу, - продолжал он, - пусть наши разберутся с Донатом. Между прочим, Бренч выяснил, что Голиану к Бачовой звонили из Братиславы, вызов-молния, стоил более шестидесяти крон. Наши сообщили мне, что разговор велся из переговорной в Карлтоне. Красиво, а?
Лазинский молчал, и капитан ухмыльнулся:
- Все это противоречит вашей легенде о Шнирке. Особенно, если допустить, что инженер в эспрессо встречался вовсе не с агентом, а просто с каким-то своим знакомым или это была случайная встреча - такие встречи происходят сплошь да рядом. Бумага - тоже пустяк. Даже если допустить, что получил ее этот человек действительно от Голиана.
- Но авария? Кто подложил в машину ампулу с газом?
Шимчик не ответил.
- Она была в портфеле, - продолжал Лазинский. - Гаверла тут распространялся относительно окна и отпечатков пальцев. Обыгрывал присутствие неизвестного пассажира, но мы уже знаем, что такового не имелось, был только один пассажир - Бауманн. Мы знаем, что он доехал с Голианом до бензоколонки, следовательно, вполне возможно, что отпечатки на дверце справа от водителя - его и на ручке под окном тоже: большинство пожилых людей не выносят сквозняка. Если это подтвердится, то для меня остается единственное объяснение, и оно «рифмуется», если можно так выразиться, со всем тем, что мы выяснили относительно аварии. А именно: у Голиана в машине не было больше никого, по крайней мере между Михалянами и местом аварии, вспомните дорожного рабочего. Если это справедливо, а это так и есть, появление ампулы можно объяснить только тем, что Голиан принес ее в машину сам. В портфеле, в который кто-то вложил ампулу, когда он сидел в эспрессо. От официантки мне известно, что Голиан и тот, второй, расстались не сразу, они поговорили и пожали друг другу руки, у преступника было, как видите, достаточно времени: или во время разговора - я убежден, что он достал ее из портфеля, - или минутой позже, когда Голиан платил. Это происходило после одиннадцати часов, то есть соответствует времени, названному Гаверле химиками: газ проник из ампулы не раньше.
- Да, - кивнул Шимчик. - Ну и что же?
- Таким образом, нам остается только Шнирке, ибо это мог быть только он. Невозможно предполагать, что случайный собеседник в эспрессо, имея причину убить Голиана, таскает с собой ампулу с газом.
- А у Шнирке была причина?
- Не забывайте, что инженер не выполнил требований господ из Мюнхена. Мало того, он открыл Баранка нашим.
- Нет, - спокойно ответил Шимчик. - За такие вещи не убивают. А если и убивают, то по свежему следу, а не через несколько лет.
- Почему же нет! - Замечание начальника нимало не смутило Лазинского. - Прага не сообщила Шнирке о поступке Голиана. Он узнал об этом лишь недавно.
- От кого?
- Возможно, от самого Голиана.
Шимчик протянул руку к чашке, но не взял ее.
- Где? Уж не в эспрессо ли?
- Отнюдь, товарищ капитан. Эти двое, безусловно, виделись раньше. Думаю, что днем и еще раз попозже. Не забывайте, что между уходом инженера на почту и визитом к Бачовой - пробел. А ведь это несколько часов!
Шимчик не стал возражать.
- Ну что ж, я слушаю.
Ясно было, что Шимчик иронизирует. Лазинский, понимая это, тем не менее продолжал:
- Пожалуйста. Странная реакция Голиана на открытку жены: от его сестры и от Саги мы знаем, что Голиан ее любил и, вероятно, жалел, что развелся. В нормальных условиях его наверняка обрадовало бы сообщение о ее желании вернуться или - не забывайте о Бачовой - сильно взволновало бы. Но инженер отнесся к этому спокойно. Это можно объяснить лишь тем, что незадолго до того произошли события, совершенно выбившие его из колеи. Еще часа полтора назад я полагал, что речь идет о его конфликте с Бауманном, исходя из нашей концепции, что он отдал директору ключи от сейфа, потому что старик хотел его спровоцировать. Я считаю, что причина другая: Голиан увидел Шнирке. Этот тип явился к нему, и Голиан понял, зачем находится здесь его инструктор из Мюнхена. Инженер испугался и списал первую попавшуюся формулу, собираясь бросить эту «кость» Шнирке, он-то знал, что агент способен на все… Ну, а позже он говорил с ним, вероятно, после того, как ушел на почту, не ранее, иначе он не стал бы спрашивать сестру, звонил ли кто-нибудь по телефону, и не просил бы не поднимать трубку, если будут звонить. Но все напрасно! Шнирке шел за ним по пятам, они встретились и договорились о следующей встрече, на сей раз в Михалянах, ну и там…
- Ампула?
- Ампула! - твердо ответил Лазинский.
- Несмотря на бумажку с формулой?
- Несмотря, товарищ капитан. Плевать Шнирке хотел на формулу, ему нужно было…
Лазинский сделал паузу и развел руками…
- Продолжайте, - настаивал Шимчик, хотя понял, что означает этот жест.
- Это все, дальше пока лишь предположения. Но на них у нас нет времени.
- Хорошо. - Шимчик закурил. - Действительно, времени у нас нет. Вам нужно спешить к Саге, мне сидеть и ждать… Несчастные телефонные разговоры задержат меня до ночи, а то и до утра… Жена звонила, взяла билеты в кино, вчера вечером я ей пообещал - совсем забыл. Вроде вас, хотя вы не о кино забыли.
- А о чем?
- О некоторых деталях, которые, вероятно, имеют прямое отношение к Шнирке. Ведь если такой агент является к нам, то наверняка ради какого-то тонкого дела, а не за тем, чтобы пришибить незначительного Голиана, между прочим рискуя. что инженер перед смертью каким-то образом выдаст его. Это, во-первых. Во-вторых, если Шнирке даже все-таки убил его, то лишь по крайней необходимости, по какой-то неожиданной причине, чтобы развязать себе руки.
Лазинский, казалось, растерялся.
- Следовательно, вы считаете, что экспресс в Германию отпадает?
- На сей раз решительно отпадает, - уверенно ответил Шимчик.
- Значит, в Прагу не звонить?
- Отчего же? В Прагу мы позвоним, товарищу Вондре следует выслушать и вашу версию. Не насчет эспрессо, нет, ее оставьте при себе, дело в другом. Тот факт, что Голиан и кто-то, некий икс, судя по всему, встретились, освещает все происшествие с новой стороны, и лично я… Но об этом в другой раз, а теперь ступайте к Саге. Я вас подожду, у нас тут осталось кое-что недосказанным.
- Будет исполнено! Но я никак не пойму…
- Чего не поймете?
Лазинский направлялся к дверям. Он, казалось, не собирался отвечать, но, остановившись, пояснил:
- Что не досказано?
- Я говорю, что не все сказано - по работе.
Шимчик пододвинул к себе «Фольксштимме».
- Все остальное сейчас… хотя я тоже самолюбив и не прочь похвалиться, но все - после работы. Нам следовало бы как-нибудь сесть и потолковать, как мужчина с мужчиной…
