небольшими городами колонну танков и мотопехоты противника. За ночь она могла уйти далеко, поэтому с рассветом в небо поднялась эскадрилья скоростных бомбардировщиков. Повели ее капитан Березин и штурман Пшеничный, участвовавший накануне в разведке. В составе этой группы были Герой Советского Союза старший лейтенант Н. М. Стольников и военком эскадрильи старший политрук Макаров.
Экипажи заблаговременно обсудили план действий, условились в случае нападения противника держаться тесной группой, чтобы противопоставить ему массированный огонь. Истребителей для сопровождения мы не могли выделить, их едва хватало на отражение налетов вражеской авиации.
Танковую колонну экипажи СБ заметили на подходе к большому лесному массиву.
— Опоздай мы на пять — десять минут, и удар нанести было бы трудно, — рассказывал после вылета Березин. — Танки наверняка рассредоточились бы между деревьями, и попробуй тогда обнаружь их в густом лесу. А тут мы их накрыли неожиданно. Снизились и первыми же бомбами подожгли головной танк. И пошла работа! Внизу огонь, дым, пыль, а мы делаем заход за заходом и бьем по танкам и пехоте из всех видов оружия. В общему изрядно потрепали фашистов.
В этот день на аэродром прибыл какой?то молоденький паренек — корреспондент. Он дотошно начал расспрашивать командира о всех подробностях только что закончившегося боя, просил назвать особо отличившихся.
— Все бомбили и стреляли хорошо, — ответил Березин. — Да вы сами поговорите с людьми. Вон они, все па месте.
И корреспондент ушел беседовать с летчиками.
Через час эскадрилья снова была в воздухе. В помощь ей дали группу самолетов во главе со старшим лей — тенантом Процеико и штурманом Гладких. Место, где находились танковая и механизированная колонны фашистов, оказалось чрезвычайно удачным для действий авиации. По обе стороны дороги простирались топкие болота, и какой?либо маневр машин исключался. Поэтому второй налет наших бомбардировщиков оказался тоже удачным.
Правда, на этот раз экипажи встретили сильное противодействие. Сначала фашисты открыли зенитный огонь, а вскоре появились их истребители. Один наш самолет был подбит и совершил вынужденную посадку.
Удачная бомбежка неприятельских танков и мотопехоты вызвала в полку большой подъем. Я попросил одного из работников политотдела дивизии, чтобы он вместе с военным комиссаром полка провел в подразделениях беседы и порекомендовал самим участникам боев выступить перед однополчанами. Это необходимо было сделать потому, что предстоял вылет на задание новой группе бомбардировщиков.
Мы часто практиковали такие беседы. Человек, побывавший в бою, мог многое подсказать своим товарищам, воодушевить их, вселить уверенность в успешном выполнении поставленной задачи.
Почти в каждом вылете обязательно принимал участие летчик — политработник. Помнится, эскадрилье старшего лейтенанта Проценко приказали лететь на бомбежку десантных судов противника, обнаруженных на Балтийском море. Некоторые члены экипажей впервые шли на боевое задание. Они нуждались в примере более опытных товарищей.
Ко мне подошел военком эскадрильи старший политрук Чижиков и попросил:
— Разрешите слетать с ребятами?
— Но ведь группа укомплектована, к тому же вы, кажется, не готовились, — возразил я Чижикову.
Он настаивал:
— Я раньше выполнял подобные задания. Над морем летать приходилось. Разрешите?
Я хорошо знал этого энергичного политработника и замечательного летчика, и у меня не было оснований отказывать ему. На всякий случай спросил у командира, не возражает ли он против полета старшего политрука.
— Чижиков старый морской волк, — одобрил командир. — Ои усилит группу.
В этом нелегком полете бомбардировщики действовали чрезвычайно смело. Вдали от родных берегов они отыскали караван десантных судов противника. Штурман Гладких точно вывел самолеты на цель. Корабли ощетинились шквалом зенитного огня. Презирая опасность, экипажи стали на боевой курс и прямыми попаданиями крупнокалиберных бомб подожгли два судна. На палубах вспыхнул пожар.
Развернувшись, экипажи повторили атаку, сбросив остатки бомб. Накренилось еще одно судно, но проследить, затонуло ли оно, не было времени: появились вражеские истребители. Старший лех! тенант Проценко подал условный знак, чтобы экипажи сомкнулись и приготовились к отражению атак. Четыре раза бросались истребители на наших смельчаков, но всякий раз стрелки — радисты и штурманы отгоняли их дружным огнем.
Группа без потерь вернулась на аэродром. Некоторые машины оказались основательно потрепанными, в баках почти не осталось горючего.
— Машины мы быстро приведем в порядок, — заявили техники и механики. — А сейчас — качать наших героев!
Послышались смех и шутки. Любой боевой успех экипажей авиаспециалисты воспринимали как свой и радовались вместе со всеми.
— Ну ладно, ладно, — отбиваясь от не в меру разошедшихся ребят, взмолился старший политрук Чижиков. Он широко улыбался, довольный хорошим настроением сослуживцев. — Случайно уроните, кто будет проводить с вами политинформации?..
Последний боевой вылет в этот день совершила эскадрилья майора Шафранского. Ей была поставлена задача нанести еще один, третий по счету, удар по танковой колонне. Солнце клонилось к закату, когда боевые машины взяли курс на запад. На этот раз остатки вражеских танков были обнаружены в тот момент, когда они вышли из леса. По — видимому, весь день у немцев ушел на то, чтобы привести себя в порядок, растащить сожженные машины и освободить путь для движения.
Вернулись самолеты часа через два. Шафранский доложил:
— Снова мы устроили гитлеровцам пробку. Сейчас они и сами, наверно, не рады, что пошли по этой дороге. Ловушка отменная.
Командир эскадрильи особо отметил мужество воздушного стрелка — радиста младшего лейтенанта Клещина и командира экипажа старшего лейтенанта Ланге. Больше всех в этом полете досталось бомбардировщику, которым командовал Головко. В его фюзеляже и крыльях мы насчитали около двух десятков пробоин.
— Задание выполнили хорошо, — подводя итоги дня, сказал командир части. — Разбор полетов, если позволит обстановка, проведем завтра утром. Ну а вам, — обратился он к техникам, — придется ночью потрудиться. Подремонтируйте машины, заправьте их горючим, подвесьте бомбы. С рассветом — вылет.
Батальонный комиссар Зубарев собрал редакторов боевых листков и проинструктировал их. Вооружившись карандашами, они тут же приступили к работе: начали рисовать, писать заметки, стихотворные строчки, делать дружеские шаржи. Вскоре боевые листки уже красовались на стоянках самолетов.
Позже мне доводилось встречаться не только с командирами, но и с политработниками, которые недооценивали это средство пропаганды. «Была нужда возиться с какими?то листочками, — пренебрежительно говорили они. — Назвал фамилии наиболее отличившихся на разборе полетов — и довольно».
Товарищи не понимали того простого факта, что низовая печать, в том числе и боевые листки, — очень оперативная и конкретная форма политической работы. Какое чувство гордости у людей вызывало сознание того, что их фамилии, крупно выведенные цветным карандашом в боевом листке, красуются на виду у всех друзей! Значит, героев дня заметили, оценили.
Вечером мы с Зубаревым собрали политработников, агитаторов и других активистов, чтобы поговорить с ними о дальнейшем повышении действенности их работы, об инициативе.
Впервые за последние дни июля я возвращался в политотдел дивизии удовлетворенный: крылатые цицероны работают на совесть.
Штабу дивизии потребовались разведданные об одном из крупных железнодорожных узлов, по которому в самое ближайшее время предполагалось нанести бомбардировочный удар. Решили послать на
