выступали наиболее отличившиеся летчики, штурманы, воздушные стрелки — радисты, инженеры, техники и другие авиационные специалисты.
Конференции давали много. Они расширяли круго зор людей, вооружали их опытом, которого нам не хватало.
Первое время успешному выполнению боевых заданий серьезно мешала несогласованность в действиях истребителей и бомбардировщиков. Чтобы устранить этот недостаток, мы проводили беседы с летчиками, разборы полетов. Но особенно полезными оказались взаимные визиты летчиков — истребителей и бомбардировщиков. Они позволили друзьям по оружию глубже изучить авиационную технику, четче отработать способы взаимодействия в воздухе.
Чтобы показать, какая крепкая дружба установилась между ними, приведу одно из писем летчиков — бомбардировщиков, датированное сентябрем 1941 года:
«Летчикам — истребителям 744 ПАП от летного состава 38 СБП — братский привет!
Товарищи летчики! Защищая Родину, мы на своих бомбардировщиках сбросили не одну сотню бомб на головы озверевшей фашистской банды…
Враг бросает все новые и новые силы, но все они находят могилу на нашей земле. В своем письме передаем вам большое спасибо за ваше отличное взаимодействие с нашими бомбардировщиками. Мы не имеем потерь от фашистских истребителей. Эта заслуга принадлежит вам.
Мы видели, как 7 сентября вы, пикируя, подавляли зенитные орудия и пулеметы противника. Такое взаимодействие дает нам возможность громить врага с малыми потерями. Летчики просили передать вашему командованию, что вы свою задачу выполняете отлично.
По поручению летного состава:
Командир 38 СБП капитан Матюшин, Военком старший политрук Руденко, Секретарь партбюро политрук Иванов».
В действиях нашей авиации появилось много нового. Внимательно изучая противника, мы старались противопоставить его тактике свою, более гибкую и совершенную. А некоторые новшества мы просто вынуждены были вводить: по — прежнему не хватало самолетов.
Вскоре поступило несколько приказов Народного комиссара обороны об использовании авиации в бою. Смысл их сводился к тому, чтобы расширить диапазон боевого применения самолетов, повысить их эффективность в борьбе с танками и мотопехотой противника.
Каждому истребителю, вылетающему на боевое задание, вменялось в обязанность брать с собой 100 килограммов бомб. На «лавочкиных» стали устанавливать бомбодержатели. Бомбовую нагрузку для штурмовиков определили 600 килограммов. Все это заметно повысило эффективность наших ударов с воздуха.
Менялась и тактика борьбы. Штурмовикам, например, установили малую высоту бомбометания, обеспечивающую наиболее вероятное поражение вражеских объектов.
Вначале все эти новшества вызывали у летчиков недовольство. Истребители говорили: мы призваны бороться с воздушным противником, а нас заставляют бомбить его войска. Штурмовики сетовали: зачем такая малая высота? Нас могут сбивать из обычного стрелкового оружия.
В какой?то мере они были, конечно, правы. Но условия войны вынуждали нас отказаться от многих прежних приемов использования авиации, заставляли изыскивать новые, ранее неизвестные формы борьбы с врагом.
Однако одними приказами настроение людей не изменишь. Нужно доказать им необходимость тех или иных мер. На партийных и комсомольских собраниях, в беседах мы разъясняли летчикам и штурманам значение нововведений, призывали их усердно учиться вести воздушный бой и атаковывать наземные войска противника.
В августе 1941 года был издан приказ Народного комиссара обороны СССР о порядке награждения летного состава ВВС за хорошую боевую работу. В нем говорилось, что летчикам — истребителям за каждый сбитый в воздушном бою самолет противника выплачивается денежная награда в размере тысячи рублей. За три и шесть сбитых машин отличившийся награждался орденом, а за девять ему присваивалось звание Героя Советского Союза.
Особенно поощрялась штурмовка истребителями вражеских войск. За двадцать пять таких боевых вылетов летчик получал три тысячи рублей и представлялся к правительственной награде, за сорок штурмовок — пять тысяч рублей и удостаивался звания Героя Советского Союза.
В первые месяцы войны советская авиация редко наносила удары по вражеским аэродромам. Не хватало самолетов. Но такой способ борьбы был весьма эффекти — вей, и следовало заинтересовать летчиков в его использовании. Приказ наркома определял различные степени вознаграждения за уничтожение самолетов противника на его аэродромах. Так, за тридцать пять дневных или двадцать ночных боевых вылетов истребитель награждался пятыо тысячами рублей и представлялся к званию Героя Советского Союза.
Соответствующие награды предусматривались также для экипажей бомбардировочной и штурмовой авиации.
Приказ не оставлял без внимания командиров и комиссаров авиационных полков и эскадрилий, подчиненные которых добивались в боях наибольших успехов. Они также представлялись к правительственным наградам.
Различные поощрения предусматривались за сбережение материальной части и обеспечение безаварийности полетов. Технический состав, например, получал три тысячи рублей за безупречную подготовку каждых ста самолето — вылетов. Руководящему инженерному составу в таких случаях выдавалось 25 процентов денежного вознаграждения.
Приказ Наркома обороны был широко обсужден во всех частях и подразделениях. Он вызвал повышение боевой активности у летного и технического состава, сыграл в ту тяжелую пору огромную мобилизующую роль.
Боевую деятельность авиации обеспечивали многие специальные службы, в том числе тыловые подразделения. Они тоже требовали к себе постоянного внимания.
Особенно много хлопот выпало па долю автомобилистов. От западной границы мы прошли уже сотни километров по бездорожью, но ни разу не получали ни запасных частей, ни резины. Машины серьезно износились, часто ломались. В подвозе продуктов и боеприпасов случались перебои.
Однажды, например, 58–й полк пикирующих бомбардировщиков, не вылетел на боевое задание только потому, что на аэродром вовремя не подвезли взрыватели.
Стали разбираться.
— А что я могу сделать, — пожаловался командир автороты, — если у нас на ходу только две автомашины?
Резина — одни лоскуты, ремонтные фонды давным — давно израсходованы.
Пришли к ремонтникам. Видим, ребята трудятся в поте лица, чтобы хотя на немного продлить жизнь машинам. А все?таки мы попросили их удвоить усилия, на примере 58–го полка убедили, что надо работать еще энергичнее.
— А разве мы не стараемся? — заявили ремонтники. — Если надо, ночами будем работать. Только ведь палкой деталь не заменишь.
Мы посоветовали командиру автороты паправить группу шоферов в ближайшие селения. Возможно, где-либо окажутся брошенные машины или мастерские.
Пока занимались делами автороты, наступил вечер. Возвращаться на аэродром было поздно, решили остаться ночевать. После ужина собрали шоферов и ремонтников, чтобы потолковать с ними. Честно говоря, мы, политработники, все внимание уделяли летному и техническому составу, дни и ночи проводили на аэродромах, а в тыловых подразделениях бывали редко. А ведь от работавших там людей зависело очень многое. Теперь меня обрадовал случай поговорить с ними по душам.
Шоферы и ремонтники собрались в сарае. Зажгли коптилку. Разрешили курить. Я попросил красноармейцев и младших командиров откровенно говорить обо всем, что наболело на душе.
Вначале люди молчали, видимо, стеснялись, а может быть, и побаивались начальства, которое не баловало их своими посещениями. Но постепенно осмелели, разговорились, и беседа затянулась допоздна.
