финансовым положением, то я не понимаю, почему ты хочешь выбросить деньги на Рио-Норт, когда «Финикс?—?Дуранго» перехватила весь наш бизнес в этом районе. Зачем вкладывать деньги в эту линию, если мы совершенно беззащитны перед конкурентом, который сведет на нет все наши усилия и уничтожит результаты наших капиталовложений.
— Потому, что у «Финикс?—?Дуранго» прекрасная железная дорога, но я хочу сделать Рио-Норт еще лучше. Потому, что если будет нужно, я перегоню «Финикс?—?Дуранго», только в этом не будет необходимости: в Колорадо вполне хватит места, и каждая сможет заработать кучу денег. И я готова заложить компанию, чтобы построить дорогу к нефтепромыслам Вайета.
— Я сыт по горло этим Вайетом. Только и слышишь: Вайетто, Вайетсе.
Ему не понравилось, как она повела глазами и какое-то время сидела неподвижно, глядя на него.
— Я не вижу особой необходимости в принятии скоропалительных решений,?—?обиженно сказал он.? —?Просто скажи мне, что тебя так тревожит в настоящем положении дел нашей компании?
— Последствия твоих действий, Джим.
— Каких действий?
— Твой эксперимент с «Ассошиэйтед стал», длящийся уже больше года,?—?раз. Твой мексиканский провал?—?два.
— Контракт с «Ассошиэйтэд стил» был одобрен советом директоров,?—?поспешно сказал он.?—?Линия Сан-Себастьян построена тоже с ведома и одобрения совета. К тому же я не понимаю, почему ты называешь это провалом.
— Потому, что мексиканское правительство собирается при первом удобном случае национализировать ее.
— Это ложь.?—?Его голос чуть не сорвался в крик.?—?Это всего лишь грязные слухи. У меня есть надежный источник в самых верхах, который...
— Не стоит показывать, что ты напуган, Джим,?—?сказала она с презрением.
Он не ответил.
— Сейчас бесполезно паниковать. Единственное, что мы можем сделать,?—?постараться смягчить удар. А это будет жестокий удар. Потерю сорока миллионов долларов не просто пережить. Но «Таггарт трансконтинентал» выдержала много жестоких потрясений, и я позабочусь о том, чтобы мы выстояли и на этот раз.
— Я отказываюсь, я решительно отказываюсь даже думать о возможности национализации Сан- Себастьян.
Хорошо, не думай об этом.
Некоторое время она молчала. Он сказал, огрызаясь:
— Не понимаю, почему ты из кожи вон лезешь, чтобы помочь Эллису Вайету, и в то же время утверждаешь, что не надо помогать бедной стране, которой никто никогда не помогал.
— Эллис Вайет не просит моей помощи, а мой бизнес состоит не в том, чтобы кому-то помогать. Я управляю железной дорогой.
— До чего же ограниченно ты на все смотришь! Не понимаю, почему мы должны помогать одному человеку, а не целой стране.
— Я не собираюсь никому помогать. Я просто хочу делать деньги.
— Это очень непрактичная позиция. Жажда личного обогащения уже в прошлом. Сейчас всеми признано, что интересы общества в целом должны ставиться во главу угла в любом коммерческом предприятии, которое...
— Долго ты еще собираешься разглагольствовать, чтобы уйти от главного вопроса?
— Какого вопроса?
— Контракта с «Реардэн стил».
Он не ответил. Он молча рассматривал ее. Она, казалось, вот-вот упадет от усталости, ее стройная фигура сохраняла вертикальное положение лишь благодаря прямой линии плеч, а плечи не опускались лишь благодаря сознательно огромному напряжению воли. Ее лицо нравилось немногим: оно было слишком холодным, а взгляд?—?слишком пристальным. Ничто не придавало ей очарования мягкости и нежности. Она сидела на подлокотнике кресла, и ее красивые, стройные ноги, болтавшиеся перед глазами Таггарта, раздражали его. Они противоречили той внутренней оценке, которую он давал собеседнице.
Она сидела молча, и он был вынужден спросить:
— Ты что, вот так, не раздумывая, решила позвонить и сделать этот заказ?
— Я решила это еще полгода назад. Я ждала, пока Хэнк Реардэн подготовит все для начала производства.
— Не называй его Хэнком. Это вульгарно.
— Его все так называют. Не пытайся сменить тему.
— Зачем тебе понадобилось звонить ему вчера вечером?
— Я не могла связаться с ним раньше.
— Почему ты не подождала, когда вернешься в Нью-Йорк и...
— Потому что я увидела, в каком состоянии Рио-Норт.
— Ну, мне нужно время, чтобы все обдумать, поставить вопрос на рассмотрение совета директоров, проконсультироваться у лучших...
— У нас нет на это времени.
— Ты не дала мне возможности выработать собственное мнение.
— Мне плевать на твое мнение. Я не собираюсь спорить ни с тобой, ни с советом директоров, ни с твоими профессорами. Ты должен сделать выбор, и ты сделаешь его прямо сейчас. Просто скажи: да или нет.
— Опять твои диктаторские замашки...
— Да или нет?
— Вот вечно ты так. Ты всегда все переворачиваешь и сводишь к одному: да или нет. В мире нет безусловных вещей, нет абсолюта.
— Стальные рельсы?—?абсолют, и мы их либо получим, либо нет. Третьего не дано.
Она ждала. Он не отвечал.
— Ну, так что ты скажешь?
— Ты берешь на себя ответственность?
— Да.
— Валяй,?—?сказал он и тут же добавил:?—?Но на свой страх и риск. Я не отменяю заказ, но и не даю тебе никаких гарантий насчет того, что я скажу совету директоров.
— Можешь говорить что угодно.
Она поднялась, чтобы уйти. Он чуть привстал, не желая завершать разговор на столь определенной ноте.
— Надеюсь, ты понимаешь, что понадобится уйма времени, чтобы завершить это дело,?—?сказал он с надеждой в голосе.?—?Это все не так просто.
— Ну конечно, конечно,?—?сказала она.?—?Я направлю Тебе подробный отчет, который составит Эдди и который ты все равно не станешь читать. Эдди поможет тебе подготовить по нему сообщение. Сегодня вечером я уезжаю в Филадельфию. Мне нужно встретиться с Реардэном. У нас с ним впереди много дел.? —?И добавила:?—?Это все так просто, Джим.
Она уже повернулась, чтобы уйти, когда он заговорил вновь, и то, что он сказал, показалось ей поразительно бессмысленным:
— Тебе-то хорошо. Для тебя это все вполне нормально. Другие так не могут.
— Как не могут?
— Другие?—?они человечны, они способны чувствовать. Они не могут посвятить всю свою жизнь железу и поездам. Тебе хорошо, у тебя никогда не было никаких чувств. Ты вообще никогда ничего не чувствовала.
Она остановилась и посмотрела на него. Отразившееся в ее темно-серых глазах изумление постепенно исчезало, уступая место спокойствию, затем в ее взгляде появилось какое-то странное