возможность попасть к Волдеморту. А уже после вашего побега выразил желание присягнуть Лорду на верность, чтобы появляться на собраниях. Мы сделали портключ - на всякий случай. Возились больше суток, это оказалось очень сложно. Дамблдор ни о чем не знал. Вас искали, но даже директор не мог ничего сделать. Авроры отследили ваш путь только до какого-то дома в маггловской части Лондона, а потом все следы обрывались. Вас мог подстраховать только Малфой. Он говорил, что в течение недели Снейп связывался с кем-то из Упивающихся, но те и сами не знали, где он. Было известно только то, что вскоре Лорд может получить весьма интересный подарок, и мы едва с ума не сошли: он ведь говорил о тебе, Гарри… Мы не знали, что думать. Если Снейп собирался совершить предательство, то все наши действия теряли смысл. Малфой подделал вызов из поместья, что ему, якобы, необходимо неотлучно находиться при больной матери, и почти все время проводил у Волдеморта.
Гарри почувствовал, что может не выдержать этих откровений. Под удивленным взглядом Гермионы он сам потянулся к бутылке и наполнил свой стакан:
- Что я могу сказать? - пробормотал он. - Малфой даже портключ не смог использовать с толком. И слава Мерлину. Что еще?
- Тебе мало?
Гарри пожал плечами. Услышанное, конечно, не могло в один миг примирить его с поступком друзей, но то, что он узнал, хоть отчасти сняло тяжкий груз с души.
- Твоя очередь, Рон, - девушка перевела взгляд на Уизли, и тот поежился:
- Ну, я… Я только должен был сделать так, чтобы ты пошел искать Гермиону. Я даже про всю эту затею не знал - это уже потом Герми мне рассказала. Она решила, что…
Рон замолчал, обиженно сопя, и за него закончила Грейнджер:
- Я решила, что если Рон будет в курсе происходящего, он не сумеет сыграть как нужно. Поэтому на него можешь не сердиться, Гарри. Рон тут действительно практически не при чем.
В полном молчании они потягивали скотч, но наслаждался его вкусом, кажется, только Гарри. Остальные, скорее, подражали ему, испытывая отвращение к крепкому напитку и просто желая достичь нужной степени опьянения, чтобы разрушить рамки отчуждения, в которые сами себя загнали. А Гарри не мог не признать, что иногда чувствовать терпкий привкус скотча на языке, обжигающего горло и согревающего, весьма приятно.
- Я понимаю, - наконец сообщил он. - И знаете, что? На самом деле я вам обоим благодарен.
Гермиона резко вскинула голову, недоуменно глядя на Гарри, а Рон вообще чуть не захлебнулся, но Гарри лишь ухмыльнулся и пояснил:
- Хоть кому-то удалось обмануть Дамблдора. Несмотря на то, что без Малфоя мы вполне могли обойтись… Кстати, он там жив еще? Когда я видел его в последний раз, чертов хорек выглядел довольно хреново…
Плечи Гермионы поникли:
- Из больницы его выпустили, но не думаю, что он сможет передвигаться как прежде. По крайней мере, о квиддиче ему придется забыть. Говорят, его едва не по костям собирали…
- И ты по этому поводу так переживаешь? - взвился Рон, забыв о том, что собирался сидеть тише воды ниже травы.
- Да, Рон. А теперь можешь пойти и утопиться в туалете у Плаксы Миртл.
Уизли сник, но Гермиона была непоколебима, и Гарри засомневался: уж не связывает ли ее со слизеринцем нечто большее, чем эта авантюра, но свои предположения оставил при себе.
Некоторое время они сидели молча, но враждебности больше не ощущалось. Бутылка катастрофически пустела, Гарри чувствовал, что его начинает клонить в сон, и он, наверное, задремал бы прямо в кресле, если бы Гермиона не нарушила тишину:
- Ты не хочешь рассказать, что произошло за все это время? - поинтересовалась она.
Гарри вздрогнул, поднял голову и заметил, что друзья выжидающе смотрят на него. Говорить ему не хотелось. Почему-то именно сейчас вспомнились все интервью, которые он давал, и еще одна порция сухих фактов, требуемых изложить Гермионой, вызывала приступ тошноты. Гарри знал, что, сумей он рассказать все, ему наверняка стало бы легче, но это было невозможно. Он уже открыл рот, чтобы, подчиняясь просьбе, в сотый раз затянуть избитую историю, но его остановил жест Грейнджер. Девушка подняла руку, заставляя его замолчать, и проговорила:
- Нет, Гарри. Расскажи, как все было на самом деле.
Юноша запнулся, его удивленный взгляд встретился с взглядом Гермионы, в котором была невероятная твердость, и потребовалось всего несколько секунд, чтобы он сдался:
- Тебе это нужно?
Он обращался только к Гермионе, игнорируя Рона, навострившего уши.
- Да. И тебе - тоже, - уверенно отозвалась девушка.
Гарри посмотрел на практически опустевшую бутылку, потянулся к ней и вылил остатки скотча в свой бокал. Никто не запротестовал. Сделав изрядный глоток, он с громким стуком поставил стакан на столешницу, а потом откинулся в кресле:
- Хорошо.
Сначала говорить было трудно, но по мере развития событий подбирать слова оказывалось все легче. Рассказ звучал сухо, без душещипательных подробностей, и лишь дойдя до того момента, как оказался перед Лордом, Гарри неуверенно замолчал. Заново переживать все случившееся оказалось трудно, но гораздо хуже было понимать, что ему действительно необходимо поведать ВСЕ. От этого становилось легче. От этого к нему возвращалось ощущение реальности, ускользавшее последние несколько дней.
- А дальше?
В голосе Рона слышалась отвратительная заинтересованность. Уизли был зачарован рассказом, он воспринимал его, словно страшную сказку, восхищался мужеством Гарри, как сам признался уже дважды, но это было лишним. Гарри не хотел восхищения. Он хотел освободиться от власти воспоминаний, а не вызвать у слушателей вздохи восторга.
- Гарри, - Гермиона подалась вперед, заглядывая ему в глаза, - не держи это в себе. Поверь, тебе станет легче. Я же вижу, как ты себя изводишь. Я все пойму, что бы ни случилось. Я догадываюсь, как это может быть ужасно, и, что бы ты ни сделал, никогда от тебя не отвернусь, и вовсе не потому, что ты сам так не поступил с нами!
Юноша молчал, решая для себя, готов ли он к тому, о чем просила его Гермиона, а потом поднял голову и проговорил:
- Пусть Рон уйдет…
На Уизли было жалко смотреть. На его лице отразилась такая обида, словно на Рождество вся многочисленная родня оставила его без подарков, но длилось это недолго. Видно, к Рону все же вернулся здравый смысл и тогда обида сменилась ужасом:
- Гарри…
Гермиона вскинула руку, заставляя его замолчать, и, не отрывая взгляда от Гарри, словно обращалась к малолетнему ребенку, ласково проговорила:
- Хорошо, как скажешь. Рон, пожалуйста…
Уизли поднялся, пошатнулся и на нетвердых ногах направился в спальню, даже не обернувшись. Гарри знал, что друг жестоко обиделся, однако сейчас его это мало занимало. Дождавшись, когда Рон исчезнет из поля зрения, юноша облизнул пересохшие губы, и, взяв со стола бокал, одним глотком прикончил скотч, который там оставался.
- Поставь заглушающее заклинание. Я сам, кажется, уже не в состоянии, - попросил он.
Не задавая вопросов, Гермиона выполнила просьбу, и только тогда юноша снова заговорил. Рассказ оказался скомканным, отдельные моменты наотрез отказывались всплывать в памяти, и Гарри перестал обращать внимание на сумбурность собственного повествования. Он говорил так, как будто кроме него здесь не было слушателей, и отчего-то действительно становилось легче.
Наконец слова закончились. В горле першило, часы показывали половину четвертого утра. Гермиона плакала. Гарри потел пальцами виски, прогоняя тупую боль - для похмелья вроде рановато. Он чувствовал себя так, словно сбросил как минимум центнер кирпичей, которые до этого тащил на плечах. А еще он вдруг понял, что хочет вернуться. Вернуться в уединенный дом, находящийся Мерлин знает где, забиться под
