пола!), а что это было никто, и потерпевший в том числе, толком сказать не может. Всё заканчивалось, наверное, даже не за минуты, а за секунды. Просто, прижавшись ещё чуть крепче к Леночке, я разряжался (или заряжался) и на несколько минут уходил из мира реальности проконтролировать состояние миров блаженных грёз. Иногда я возвращался и находил себя всё так же стоящим на посту оловянным солдатиком, зажатым между Леночкиных ног, а иногда я вдруг оказывался валяющимся в постели под одеялом неизвестно сколько уже времени… В общем любовная игра никакой игрой ещё не была. Не была она ещё также ни таймом, ни сетом, ни даже раундом. А была она именно подходом, как у штангистов – немного попыхтел-размялся, подошёл, попробовал и также организованно отошёл. Попыток у меня за день, как я говорил, было много, и мы даже иногда относились к ним уже как к чему-то дежурному. Один раз, например, Леночка продолжала читать мне по памяти отрывок из какой-то поэмы, знакомство с которой мы спешно прервали по возникшим обстоятельствам. А я один раз, уже подбираясь к моменту рекордного усиления дрожи под животом, увидел на ковре Леночкину детскую семейную фотографию и спросил нечаянно «Леночка, это ты?», чем по окончании всего привёл Леночку в состояние неописуемого веселья. Кстати, это из-за неё я научился смеяться на любой стадии полового акта не в ущерб основному процессу!..
«Неделя молчания» закончилась в наше второе воскресенье, когда мы с Леночкой после целого дня, проведённого вместе, лежали и рассматривали ночные блики на потолке, решив спать этой ночью в одной постели и дав торжественные обещания друг другу не толкаться и цирковых номеров на кровати не устраивать.
– Но как-то оно должно называться… – произнесла Леночка вслух окончание какой-то своей мысли. – Вовочка, что ты делал со мной не далее как пятнадцать минут тому назад?
Мучительно вспоминать мне не пришлось – я отлично помнил, что я делал пятнадцать минут назад. Но на словах я этого обозначить ещё не мог – на основное мне известное определение было наложено клятвенное табу, а других названий родная улица мне не сообщила.
– Как это что? – после недолгого молчания среагировал я. – Ну, это…
– Что – это? – после почти минутного затишья спросила страшным шёпотом Леночка.
– Ну… это… Леночка, ты же сама сказала не говорить!
– Ну нет! – в полный голос возмутилась Леночка. – Я тебе не ебаться сказала, а говорить для каждого человека – суровая необходимость и отличие от остального животного мира!
От «волшебного слова» с губ нежно возлюбленной Леночки, моей классной руководительницы и одной из лучших учительниц русской словесности в районе у меня встал мгновенно и даже для нашей хаотичной жизни внепланово! Я толкнулся Леночке в бок горячим своим естеством, и Леночка спешно приподняла край случившейся на ней ночной комбинашки. Когда чуть отлегло и всё успокоилось у меня в голове, я услышал голос Леночки:
– Вот это эффект! Сила слова! Если я в дальнейшем как-нибудь снова решу использовать всю цветовую гамму русского языка, то, пожалуй, попрошу тебя, Вовочка, закрыть уши! Слов много, а ты у меня один!..
Я бессильно хихикал, уткнувшись ей носом в плечо.
– И всё же молчать дальше нельзя! – В Леночкином голосе прозвучали торжественные аккорды. – Как сказал один лектор у нас в пединституте, чуть не провалившись со стыда под трибуну – «половой акт»! Поэтому предлагаю называть нашу радость друг другу Театром! Пишется с большой буквы…
– Как это? – мои мыслительные способности и обычно-то нуждались в порядочном разгоне, а после наших горячих объятий я и вовсе откровенно и длительно тормозил.
– Ну, вот ты любишь Театр, Вовочка? – Леночка повернулась ко мне и пристально сощурила на меня испытующий взгляд.
– Вообще-то не очень… – я стал вспоминать то немногое, что в целом знал об этом малознакомом мне храме искусств. – Я там не был ни разу… Только по телеку…
– По телеку? – Леночкины глаза округлились в свете полыхнувших с улицы фар. – Как это странно… Ни разу не видела хорошего представления по телеку. Там же все даже целуются в пиджаках!.. А вы, Вовочка, сдаётся мне попросту мелкий лгунишка и скрывающийся от общества завзятейший театрал!
– Кто? – я умолял глазами Леночку не мучить меня неведомыми мне терминами.
– Театрал, – терпеливо объяснила Леночка, – это тот, кто любит часто бывать в театре… Молчите, Вовочка! Вы – театрал. Одна моя знакомая подружка (тут Леночка взяла мою ладонь и просунула себе между ног) заметила, как всю прошедшую неделю вы буквально не пропустили ни одного представления и просто пропадали в Театре постоянно! Ну как?
Моя ладонь трогала Леночку за горячее заветное место, и жар её начинал передаваться, видимо через руку, моей голове, тормоша примёрзшее моё мышление. До меня начало доходить.
– Здорово! – вымолвил я.
– Что – здорово? – не удовлетворилась моим ответом из отрешения Леночка. – Театр или объятия моей знакомой подружки?
– Всё! – прошептал я в озарении. – Понял, Леночка! Это ведь я раньше просто Театр не любил... Потому что не ходил в него никогда... Да и по телеку чего там… все в пиджаках… А неделю назад я попал первый раз в Театр и сразу стал – театрал… А какое там было представление! Леночка!..
При воспоминании о первом представлении мой уже с минуту вновь подававший признаки жизни товарищ полностью воспрянул духом, и мы были вынуждены и рождение Театра с большой буквы отметить очередной бурей чувств.
– Что это было Вовочка?.. – Леночка уже сама изнемогла немного рядом со мной от столь частых натисков.
– Представление? – я лишь начинал ориентироваться и сомневался ещё в правильности усвоения мною театральной терминологии.
– Нет, Вовочка! Это была – безумная сцена…
Так мы начали овладение нашим первым эротическим диалектом.
После этой ночи у меня появилось стойкое желание хотя бы один раз в день потрогать Леночку «там» за её «одну знакомую подружку». В конце концов мы придумали игру в «спокойной ночи, малыши». Каждый раз перед сном, когда мы оказывались в одной постели мы убаюкивали друг друга за наших меньших друзей. Я пробирался пятернёй между ножек к Леночке, а Леночка опускала ладошку на мой кортик, который обычно к этому времени уже вёл себя сносно и не просился больше в ножны, а лишь чуть подрагивал в пальчиках Леночки под умиротворённое мурлыканье своего владельца. Леночка ласково трогала и поглаживала меня, я зачарованно лапал её самое нежное местечко и постепенно засыпал в состоянии наплывающего вместе с надвигающимся сном лёгкого кайфа, зачастую так и отправляясь в царство Морфея с пиздой в ладошке. Но тут меня ожидало новое, совершенно для меня ошеломляющее открытие. Я вдруг стал сперва смутно, потом чётче догадываться, что Леночке это нравится – тоже! Так же как мне! До этого я искренне и ни капли не сомневаясь считал, что для Леночки это нечто вроде детской забавы что ли, вроде повода лишний раз посмеяться со мной и всё… Это во мне нарастающий зуд и бьющее струёй беспокойство виделись мне естественными и понятными, Леночка же лишь была моей скорой помощью, и вдруг… Сжимая ладонь у Леночки между ног, я как-то раз нечаянно отвлёкся от собственных переживаний под животом и заметил блуждающую улыбку на лице Леночки… Смутная догадка промелькнула, и рука моя чуть приостановилась. Леночка вздохнула спокойней и приоткрыла глаза. Я несколько раз подряд осторожно сжал её мягкую, горячую апельсинку и на лице Леночки вновь отразилось ничем не прикрытое блаженство. «Леночка, тебе что – нравится???», прошептал я чуть поражённо и рука моя замерла полностью. «Что?.. Ах…», Леночка улыбнулась, не совсем, видимо, понимая, о чём речь и, открыв глаза, посмотрела на меня чуть шальным взглядом. «Леночка, тебе нравится Это?», спросил я по второму кругу. «Как это? Конечно!», мой вопрос, похоже, привёл Леночку в состояние лёгкого недоумения и она всё ещё не до конца понимала сам его смысл. «Я же тебя лапал просто!», перешёл я от взволнованности на дворовой жаргон, чего обычно в разговоре с Леночкой старательно избегал, «И тебе это было… приятно?» «Ну конечно!», Леночка, наконец, всё поняла и рассмеялась, «А ты как думал?» Я ошарашено молчал. «Ну представь», Леночка улыбалась мне так, что в комнате вот-вот должно было наступить неурочное утро, «Вот если тебя гладить по голове – тебе ведь приятно? Ну вот! И мне точно также!..» Леночка будто в качестве иллюстрации притянула мою голову к себе, погладила и поцеловала между моих озадаченных бровей. Я чуть отстранился, посмотрел на обнажённую Леночку уже немного другим взглядом и погладил её по коже нежной груди.
