ней.
– До того, что понравится!.. – объяснила Аришка устав. – Драть, будто по-кобелиному или выгладит всю, что зайдёшься в руках и намочишь в постель…
– Да как же, Ариш? – совершенно от глузда запряталась Пелагея, – У неё ж нет, поди, и чем! Как же так?
– А вот хошь покажу как?! – Аришка совсем подобралась к Пелаше под жаркую, да ладонью её по животу осторожно оглаживает: «Хошь покажу? Давай, Пелашенька, я сегодня твоей буду барыней!»
«Да как же, Аришенька?», Пелагея не находилась всё, «Разве девки девок ебут? Мне так стыдно будет с тобой. Мне уже с тобой стыдно лежать! Фух, стыдоба какая с тобой рядом мне спать тут!..» «А не стыдись, девка-холопка! Не для того тебя в услужение взято мне было, чтоб ты прела тут лишь от своей одури! Ебут, моя сладкая, ещё как ебут!», Арина, путаясь в споднем у Пелашки, хватала уже её за пизду, «Ты же потная вся, как лошак, девка-дрянь! Я тебя осторожно побалую, не то что Кузьма! Ну как, пойдёшь ко мне в девки на ночку, Палашенька?» «Ариша… Ариша…», Пелагея в жару вся куёвдилась, «Ну давай уж… Пойду!..»
– Так и сразу бы! – Арина привстала над ней. – А то вздумала барыне перечить! Вот когда б тебе всыпала в хвост? Ну держись мне теперь, дура глупая! Буду, так и быть, в науку тебя непутёвую запускать.
Арина задрала на Пелашке подол и устроилась к ней меж колен. Раскорячив как можно девичью гордость за коленки на стороны, она сунула палец в горячий оволосатеный рот девки. «Да ты взмокла, коза деревенская, как на выданье! Чиво – не ебут без причин на деревне-то?», Аришка почмокала пальцем туда- суда в тёмной дырке пизды, «Отвечай, когда барыня спрашивает, да сиськи уж давай мне покажи, поди там их и нет у тебя, дура мокрая!» «Ой, барыня, ой не ебут…», Пелагея из сарафана корячилась, да выкручивалась, чтобы с пальца собой не слезать.
Сарафан был ещё на голове, а уж почувствовалось – припала Аришка-«барыня» ртом к грудям, защемила губами сосок. «Уф! Хороша! Молодец, отростила торчки! Дыню пробовала, дура, когда? Вот точно так…» «Нет, не пробовала, барыня…», пропищала Пелашка в ответ, заходясь уж от тепла в животе, что от пальца Аришкиного взапускалось, «У нас дынев отроду не водится…». «А и что с тебя дуры нетёсанной брать тогда! Не буду тебя ебсти, хлопка текучая…», Аришка выдернула в сердцах палец из Пелашкиной пизды и задумчиво сунула себе в рот. «Барыня… барыня…», Пелагея ажно зашлась животом, «Поиби!..» «Ну уж нет!», Арина схлопнула перед собой колени подававшейся к ней девки, «Сперва барыню свою ублажи, паршивка, а то ишь завздыхала валяется! Раздевай свою барыню, Пелашка!»
Арина уселась прочно на босых ступнях, а Пелашка подобострастно подлезла под ней и принялась задирать сарафан, как платье с барыни. Когда сиськи Аришкины выпали, мягко стукнув по носу расстаравшуюся девку, Арина засмеялась: «Вот умелица! Дура набитая, барыню толком не может раздеть! Ну-к лижи мне, Пелашка, пизду!» И подальше откинулась голая, разухабив колени руками сильней и всю выворотив свою мандень девке прямо в лицо. А Пелагея так вся и затряслась. «Как, Ариша?.. Как, барыня?..»
– Какая я тебе Ариша? С дворней путать меня, дрянь паршивая? Ну как я тебя за волосню! – Аришка вплелась пальцами в густые мягкие волосы на Пелашкиной голове, – Отвечай, дура-девочка, кто тебе я? Разве не барыня?
– Барыня! Барыня! Отпустите, я стану хорошая! Моя барыня!
– Ну так лижи вонючку мою, дура глупая! – Арина с силой пригнула присмиревшую девку головой под живот и плюхнула лицом её о свою пизду. – Или на вкус не така? Или не нравится? Ну, лижи, говорю! Это – барыне рай…
Арина блаженно закрыла глаза, а Пелагея испуганно захлюпала по пизде у неё языком, будто вылакивая.
– Ну чего? – оторвала из-под живота перепуганную Пелашку, – Что – не нравится?
– Солёная больно уж, барыня!..» «
– Ничего! – Аришка вновь вжала товарку в пизду, – Это ссала я потомучтое… Да ты не боись, дура, в рот тебе не нассу! Хоть по-барски бывает не то ещё… Ты получше учись, мягше, мягше бери, да повыше чуть… Там от секель торчит – ага… Самый баловень!.. Дуй на него, плюй, да соси, дура глупая… вот… вот… умница… Ох-хо-хо мне с тобой…
Арину на раз забрало. Заходилась вся, занатужилась, стала жопой дрожать. По волосам девку справную уж не рвёт – гладит ласково. И догладилась: прыснула той из пизды прямо в рот. Пелагея отпрянула тут же в испуге: «А!» А Арина уж вся на луну лицом и от смеха трясётся, что и не перестать. «Барыня, барыня!», Пелашка в голос звать, да не может дозваться, вновь спугалась аж.
«Ох и дура же ты, хлопка грязная! То любилась я так! Как на небе была…», Арина потрогала себя за пизду, «А чего испугалась-то, глупая? То ж не всалась я, то у баб от любви приключается такой ключ-ручей между ног! Аль не знала?»
– Не знала, барыня… – Пелашка от испугов своих давай уже отходить.
«Ну так знай!», Аришка довольная, пизду нежно почёсывает, «Да так уж и быть – становись, ублажу! Давай рачки и пяться ко мне, пока жопой не уткнёшься в меня. А там понравится…»
Вот те и раз – вмиг обрадовалась Пелагея перемене блаженной в «барыне». Поопёрлась на карачки и задницу уже суёт Аришке в глаза.
– Да осторожней, ишь прыткая! Барыне, чай, суёшь-то мандень, а не конюху! Не бздеть, смотри у меня, пока я с тобою вожусь! Удержишься?
«Удержусь… матушка…», Пелагея уж вся напряглась в ожидании.
– Ну посмотрим… – Арина за жопу взяла, булки в стороны растопырила, зачернела дыра в волосах, – Ох ты, дура, кудрявая же у меня! Волосни понабьёт полон рот. Ну, да ладно уж…
Арина подлезла под задницу, ртом схватилась за волосатый зев девки и тут же спустилась до низ, ухватив прочно в губы сосок баловника её секеля. Пелагея раскрылась вся в рот тут же: крика нету как нет, а рот рыбою сам раззевается и о чём-то безмолвно кричит, как орёт. Наконец-то сорвался: «Аах-ххх- хаааааа! Ааааааа! Ааа!» На весь лес ночной так, что теперь уж смеялась луна над землёй. По деревьям проснулись два филина, метнулась устроившаяся было уж ночевать в утро раннее летучая мышь, да невесть где на деревне взметнулся с насеста петух. Пелагея стояла, оперев руки в колени дрожащие, задом топырилась навстречь полюбовнице и орала так, что хорошо хоть за полдня ушли далеко – не то вновь побудить опять барыню? Наконец залегшало и ей: жопа будто сама вся задёргалась и выпятилась, колени согнулись, глаза заплакали, а Пелашка утратила чувства все, сильно сдерживаемая лишь Аришкиными руками не пасть.
Но очнулась всё ж уж на земле. Рядом Аришка лежит, протянулась, да веточкой отгоняет с себя, да с ней комаров. «Моя барынька!», подалась вся к Аришке Пелашка изнеженная. «Всё, Пелашенька, наеблись уже. Я тебе больше не барынька. Люби меня так, если хочешь. Завтра, как не забуду, поиграем в наоборот…»
«Это как же, Ариша, «в наоборот»? Я совсем не пойму…», Пелашка похоже на небе всё.
«Дуронька глупая!», рассмеялась Аришка, «Слушай, что барыня говорит. Завтра ты будешь барынькой, а я хлопкой лишь чуть от навоза оторванной. Поняла? Ну и вот. Спать теперь. Ох и спать же теперь в самый раз…»
Лесовик
“– Чаща чем страшна?
– Там ведмедь…
– Какое там! Уж бы лушше ведмедь…”
«Заповедная стать», повесть козацкая.
По темноте шарахаться – кажн куст чародей. А когда заблудился того. Второй день на излёте, а лыка
